Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

Главное было добраться до пешни. И вот Паша брал в свои вибрирующие руки инструмент и, преодолевая инерцию похмелья, делал несколько молодецких ударов, а потом, как бы промахнувшись изо всех сил вонзал пешню в ногу. В ногу, которой уже не было. Основная сложность для него, как он признавался, состояла в том, чтобы с похмелья не перепутать здоровую конечность с отсутствующей и не лишиться последней ноги. Пешня своим жалом пронзала валенок, пробивала деревяшку протеза и уходила в лёд. В сосредоточенно-рыболовной тишине раздавался дикий рёв. А глотка у Паши была посильнее ослиной. Сбегались взволнованные люди и с ужасом смотрели на прикнопленную ко льду ногу. Находились добровольцы для оказания первой помощи. Но Паша, стеная, как роженица, запрещал выдёргивать пешню, аргументируя тем, что если выдернуть, то он изойдёт кровью.

Тут среди любопытных выныривал Вася, работавший в паре с Пашей, и авторитетно говорил:

— Водки надо! Стакана два. А то болевой шок. Умереть может, — и бросал кличь, — Мужики, у кого есть?

Серьёзный рыбак без бутылки — другой на лёд не выходит. У каждого с собой было «для сугрева». Главное в зимней, да и не только в зимней рыбалке не поймать рыбу, а ощущение «сугрева». Паше наливали. Он сразу прекращал кричание типа «ноженька, моя ноженька!», страстно выпивал и, отдышавшись, говорил «Ещё! А то сейчас сердце заглохнет». И ему наливали ещё. Когда Пашу наконец бережно, как хрустальную вазу укладывали на лёд, он уже порой начинал петь песни. Люди снимали с Паши валенок, приготавливаясь в отвратительному виду крови, но под валенком видели только какие-то непонятные щепочки и расколотый протез. И никакой крови.

— Чего же ты орал, падла? — спрашивали Пашу.

— Батюшки, а я — то и забыл — у меня же это нога деревянная. После Афгана деревянная — изображал Паша рассеянность — испугался сильно. Со страху забыл.

— Нуты жук! — восхищённо говорили рыбаки и начинали смеяться. После стресса всегда на смех тянет. Не тянуло только тех, чью водку Паша вылакал. Под этот смех ему частенько наливали ещё. А Паша был человек стеснительный, но негордый. Нахрюкивался естественно, но голова уже не болела.

Так что в любой, самый наиговенной ситуации есть свои плюсы и есть своя прелесть. Надо их просто изыскать и использовать. Короче, смотреть на всё с оптимизмом. Особенно на свой пессимизм. Даже с одной ногой. Даже как я с двумя. Ну вот, я и опять запутался, но надеюсь, вы поняли мою мысль.

Разговорчик

— Хороший человек Иван Петрович. Тактичный, образованный.

— Жмот каких поискать. Всю жизнь курить стрелял, а недавно «Мерседес» себе купил.

— И Виталий Кузмич очень приличный человек. Обходительный, вежливый, два языка знает. Всегда готов помочь ближнему.

— Алкоголик чистейшей воды. И бабник тот ещё. Вспомни хотя бы историю с Мордаковой. Сделал двойняшек и в кусты. И как таких только земля носит…

— Совершенно справедливо. Самое ценное в нём на мой взгляд — это совестливость и доброта. Это его роднит с Голубцовым. Вот уж кристальная душа!

— Голубцов? Ха-ха. Дебил и шизофреник. И слюни постоянно текут. А дети у него в спецшколе учатся для умственно отсталых. Но и там, говорят, не блещут.

— А Парасюк что за человище! Глыба, гигант. На всё пойдёт ради идеи.

— Пойдёт, не спорю. Но только идея одна у него. Чего бы где украсть.

Это же он с вашего «Запорожца» на той неделе зеркало свинтил. И брезенту строителей он срезал. А Егорова за это премии лишили. Очень проворный на руку товарищ.

— Но особо выделяется Петрунько. Когда я его вижу, меня душат спазмы умиления. Какой он стеснительный, скромный. Прямо красная девица.

— Точно подметили. Красная девица и есть. Гомосексуалист и извращенец. Вы знаете, что он Стрекопытову предлагал? А я знаю.

— Тамара Васильевна…

— Подстилка для начальства.

— Сергея Игоревича я просто боготворю за…

— Козёл тряпочный.

— И вас я очень уважаю как истинного…

— Плохо ты меня знаешь.

— Вот поговорил с вами и на душе полегче стало. Когда вокруг такие люди, начинаешь даже себя уважать. Спасибо вам за всё, дорогой вы мой человек. Всего вам хорошего и доброго.

— Да пошёл ты в задницу, ублюдок!

— До свидания. Кланяйтесь супруге.

— Этой проститутке? И не подумаю.

— Это вы точно подметили. Проститутка и есть.

— Что?!!

Студентка

Участвовал я как-то раз в одной компашке. Лёгкая выпивка, тяжёлые с притопами танцы. Компания была как компания — два славных тракториста с надёжными тракторными понятиями о жизни, две пронзительно-пошлых продавщицы, жизнерадостных и необъятных, как СССР и студентка с либидопомрачительной фигурой. Студентка звалась Оксаной, говорила разные грубости и сама же от них краснела. Мне такие люди симпатичны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия