Светлые аллеи (сборник)

Компания эта, к слову сказать, была чисто дружеской, без сексуальной составляющей. То есть не посидеть, а потом полежать, а просто посидеть. Неестественная какая-то. И только у меня имелись обильные и смелые до безнадёжности планы на этот счёт, а когда у меня такие планы (а они у меня всегда) я становлюсь мрачным и зажатым, как слесарные тиски, и планы, конечно, рушатся. После этого я ощущаю себя человеком с альтернативным пониманием действительности, а, попросту говоря, дураком. А моё самолюбие на некоторое время трансформируется в самоненависть.

И вообще среди людей, знающих как жить, я чувствую себя инородным телом и даже каким-то выродком. Хуже всего, что и эти люди это чувствуют и в их светлые ряды мне никогда не удается надолго влиться, как я не стараюсь.

Так и здесь. Они даже отдыхали, как будто работали. По графику. Две рюмки водки молчком, танцы, две рюмки водки, танцы. Потом как водится начались анекдоты. Анекдоты какие-то тупые и приземистые. Мужья — рогоносцы, тещи, алкоголики и, конечно, чукчи. Мой анекдот никто не понял. И я потух окончательно. И ещё мне было обидно, что студентка смеется больше всех. Краснеет и смеётся.

— А вы что такой мрачный? — вдруг обратилась она ко мне — С чувством юмора проблемы? Или в органах работаете? Весь серьёзный. Встретишь такого в переулке и не отмашешься, — и она мило покраснела.

Я понял, что меня в чём-то упрекают.

— Да нет, — сказал я виновато — я сейчас вообще не работаю.

А мрачный по привычке. Просто, Оксана, раньше я подрабатывал — писал юмористические рассказы. Конечно, ничего я на них не заработал, а привычка быть мрачным так и осталась. Это у меня профессиональное. Не обращайте внимание.

— Юмористические? Как Райкин? — удивилась она — А по тебе не скажешь, что ты весёлый. Ведь там чувство юмора надо.

Я её заверил, что для написания смешного никакого чувства юмора в принципе и не нужно. Просто пиши правду и будет смешно.

— А, что действительно Жванецкий еврей? — спросила Оксана.

— Ну да.

— Бедненький.

Я рассмеялся. Все удивились.

— А хотите я вам дам сюжет для юмора? Оборжешься — неожиданно предложила она. — У меня подруга есть, Любка. Дура такая. Однажды в прошлом году она пьяная шла, шла и в говно рукой наступила, — и, краснея, пояснила — У подъезда кто-то насрал. Любка потом ещё от глистов лечилась.

Все рассмеялись и с какой-то укоризной посмотрели на меня, как будто этот кто-то был я. А у меня и такой привычки нет — срать около подъездов. Я смешался и сказал:

— Это не я. Я всего два месяца как здесь живу. Так что у меня железное алиби.

— В говно наступишь — это к деньгам, — вдруг сказал один из трактористов с такой уверенностью, что чувствовалось, что он не раз испытал это на себе.

Тема оказалась неожиданно всем близка. Хотя что же здесь неожиданного? Все мы ежедневно с этим сталкиваемся. Если не с деньгами, то с дерьмом точно.

Пока все сыпали случаями и примерами, я смотрел на нежное от молодости лицо Оксаны, на её курносую грудь под чёрной футболкой, на милую родинку на ещё неоплывшем по-бабьи предплечье, и чувствовал что у меня поднимается что-то в груди. От других хорошеньких женщин у меня обычно поднимается ниже, а с Оксаной всё было как-то по-другому. И почему-то хотелось всплакнуть.

А потом я пошёл её провожать. Молодецки светила полнокровная луна в окружении звёздочек и звёзд, ненавязчиво дул лёгкий ветерок и всё выглядело нестерпимо красиво, а от аромата звёзд кружилось в голове. Именно в такие ночи поэты пишут артериальной кровью самые сокровенные мысли на тему дерзновенной любви и занимаются самообманом. Люди по— практичнее в такие ночи просто занимаются любовью. И я попытался быть практичным человеком.

— А пошли ко мне в гости — неожиданно для себя сказал я — Чаю взбаламутим, попьём. У меня коврижки есть. Я вот в этом доме живу.

Звёзды насторожились и, волнуясь, замигали чаще. Луне же было всё равно.

— Пошли — легко согласилась Оксана. И я вдруг понял, что ничего не получится. Если бы я был ей хоть немного симпатичен, она бы для соблюдения приличий слегка поломалась, чтобы составить о себе красивое впечатление. А я для неё, видимо, пустое место, без всяких половых признаков. Но на счёт признаков я ошибался.

— А ты меня там не изнасилуешь? — спохватившись, спросила она.

Увы, это был вопрос, а не просьба. И вопрос, кстати, глупый. В любом случае тебе ответят «нет».

— Даже не надейся, — заверил я её. — Я бы, конечно, может и с удовольствием, но из меня насильник, как из Муму собака Баскервилей. Энергетика слабая.

В подъезде горел свет. Я шёл сзади и перед глазами, рукой достать, перекатывалась и играла её обаятельная до слёз попка. Нежно просачивалась линия трусиков и можно было сойти с ума.

Потом мы пили на кухне купеческий чай. Она вела себя просто и без лживого кокетства. На праздношатающихся тараканов, Оксана не обращала никакого внимания. И наконец перестала притворяться и грубить.

Когда я передвинул свою табуретку поближе к ней и уже планировал с чего начать, она вдруг стала рассказывать о своей скорой свадьбе. Выходила замуж за шофёра — дальнобойщика.