Читаем Светлые аллеи (сборник) полностью

В нашу библиотеку я принципиально не хожу. Вернее меня туда принципиально не пускают. Книги, мол, ворую. Ну ворую, ну и что? Если есть смысл воровать что-то в этом бренном мирке, то это безусловно книги. Не деньги же мне воровать в конце концов. Пошляков и без меня хватает. Так что, что-то почитать мне приходится брать у друзей. Но вкусы у нас не совпадают. Один собирает фантастику, другой исторические. И то и другое я терпеть не могу. Мне нужны душевность и красоты языка. Правда нужна. А в этих исторических книгах больше фантастики, чем у Герберта Уэллса. Что там было много веков назад, никто толком не знает. Одни домыслы и инсинуации. А может лучше и не знать, чтобы не разочаровываться в предках. Зачем знать, что Клеопатра, судя по всему, была обыкновенной шлюхой на доверии. А пресловутый Пётр I был страшным ссыкуном и всего на всего инициативным идиотом. Ему бы хорошего психиатра, электрошок… Глядишь бы и не убивал сына и других людей, хотя после этого его вряд ли считали великим. И стал бы он обыкновенным лояльным царьком, которого свергают все кому не лень. Но это так, к слову, а к делу я сообщу тебе, неизвестный читатель, следующее. Этот рассказ тоже пойдёт о психиатрии. Психиатрия — вещь безусловно полезная и надеюсь, не только для психиатров в денежном плане, но и для пациентов. Хотя это вряд ли. Ну живёт человек в другом мире, значит там ему интересней. Зачем мешать?

Так вот. Взял я одного друга почитать книгу. Хотя «читать» — неверное слово, потому что она вся состояла из таблиц, диаграмм, тестов и называлась «Практическая психодиагностика». Синенькая такая, на 600 страниц с гаком. А название внушало трепет и уважение.

— А это что? — увидев её, спросил я у друга.

— Книга, — объяснил друг.

А я и сам видел, что это не канарейка.

— Про чё? — поинтересовался я.

Друг странно вздохнул:

— Почитай, узнаешь.

Ну я и взял почитать и узнал. И до сих пор нахожусь под впечатлением. Ничто, что я читал до этого, не вызывало такой ужас. Даже антиалкогольный указ от 1985 года. Даже «Вий» Гоголя на что страшно написано и то не сравнить. До этого я как-то не копался в своей психике и считал себя флегматиком истерического типа. Звучит несколько странно, но в самую точку. Или легкомысленный тугодум — тоже ко мне подходит. А тут я заполнил несколько таблиц и тестов, а после заглянул в итоги. Даже любовные записки (2 штуки за всю жизнь) не читал я с таким волнением. И выяснилось следующее. Если отбросить шелуху научных терминов, то оказалось, что я полусумасшедший. И от сумасшествия меня отделяет очень тонюсенькая грань и, узнав об этом, я эту грань едва не переступил. Все показатели у меня были или несуразно завышены или стремились к нулю. За какой тест я бы не взялся. И по уровню тревожности и депрессивным состояниям я набрал огромное количество баллов. А с ригидностью и социальным фрустированием дело было вообще швах. Правда, я не знал, что это такое, но сердце подсказывало, что что-то отвратительное. Ко всему у меня был 100 %-ый невроз, наложенный на тяжёлое умственное расстройство. Единственное, чего у меня не наблюдалось, так это субъективного одиночества, от которого я мучился всю жизнь. Одним словом по каждому тесту выходило что я — чокнутый на всю голову и редкий выродок. И моё место в закрытой психушке. Амбулаторным лечением не обойдёшься. Так всё запущенно. Не сказать, чтобы я сильно расстроился — что-то подобное в глубине души я ожидал, но напился в тот вечер я здорово. На следующий день я подсунул книгу соседу по комнате Сергею. Это был жизнерадостный, румяный от переизбытка спермы парень, абсолютно нормальный. Такой, знаете, весь из себя морально устойчивый. В городах такие люди уже не произрастают, только в сельской местности. Но я рассудил: «Не одному же мне пропадать» и дал.

Сергей заинтриговался и тоже стал заполнять тесты. Через полчаса он спросил:

— А что такое экстраверсия?

— Ну как бы тебе это объяснить? — мягко сказал я — В переводе с научного это значит ёбнутый. А что?

— Да так, ничего — сказал Сергей и как-то увял.

Он меня ещё спрашивал про разные непонятные термины. Хотя я их тоже не знал, но объяснял с удовольствием, оперируя понятиями «шизофрения», «слабоумие», «органическое поражение мозга» и «склонность к педерастии». Наконец Сергей весь бледный, какой-то душевно надломленный и не исключено, что в нескольких местах, вернул книгу, сухо поблагодарил и куда-то ушёл. Вернулся он поздно вусмерть пьяный, долго сидел на кухне, плача и распевая пессимистические народные песни о своей погубленной жизни. Больше я его румяным не видел. Виноватый взгляд, неуверенная походка… И ещё. Больше он никогда и никого не обзывал педерастом. Такая вот деталька.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия