Годом ранее скончался выдающийся аббат Томас де ла Мар, и монахи собрались, чтобы выбрать ему преемника. Летописец аббатства составил список монахов, присутствовавших на выборах, которые состоялись осенью 1396 года. Имени Джона там нет. Возможно, он вернулся в аббатство где-то между октябрем этого года и маем следующего, но, когда братья в очередной раз выбирали аббата в 1401 году, Джона среди них тоже не было[506]
. Разумеется, если он умирал, в Сент-Олбансе ему обеспечили бы превосходный уход. Монахи крупных монастырей на склоне лет обычно удалялись в оснащенные всем необходимым лазареты, где получали поддерживающее силы питание и соответствующее лечение. Когда приближался последний час, компанию умирающему составлял специально назначенный молодой монах; да и где, как не в монастыре, удобнее совершать соборование[507]. Традиции, записанные в уставах, и рассказы очевидцев дают слабое представление о том, что чувствовала монашеская община, когда один из ее членов отходил ко Господу, но очевидно, что, вознося молитвы об усопшем и надеясь на спасение его души, они ощущали горечь от потери возлюбленного брата. Эмоциональная сила скорби переплавлялась в череду благодарственных молитв, похоронных обрядов и заупокойных служб.Записи о таких обрядах велись лишь в особых случаях, когда братия с должной торжественностью провожала в вечную жизнь монахов самого высокого ранга. Однако никаких записей о кончине Джона Вествика не найдено. В смерти, как и на почти всем протяжении жизни, он от нас ускользает. Возможно, несмотря на папскую милость, Джон решил не покидать суматошного постоялого двора в Лондоне. Но скорее всего свои последние дни он все-таки провел в Сент-Олбансе. Папское разрешение лично выбрать себе исповедника монахи порой использовали, чтобы не иметь дела с аббатом или с кем-то из старших монахов своего монастыря[508]
. После всех злоключений Тайнмута и Крестового похода Джон, вероятно, предпочел бы держаться подальше от сент-олбанского начальства. За 30 монет он мог сохранить эту ничтожную долю независимости и в то же время получать уход и заботу в лазарете, наслаждаясь близостью к родному Уэствику.Уэствику (или Горэмбери – в честь аббата XII века, который отдал поместье другому собственнику) суждено было войти в историю науки: во времена короля Якова I здесь жил Фрэнсис Бэкон – государственный деятель и философ, основоположник научного метода. Но в эпоху Бэкона средневекового аббатства Сент-Олбанс больше не существовало. Во время роспуска монастырей знаменитый клуатр и часы были уничтожены, а великолепная библиотека разграблена. Церковь аббатства – ныне кафедральный собор – стоит по сей день.
Величественные соборы, возвышающиеся над множеством европейских городов, – зримое свидетельство свершений Средневековья. Мелодичный бой башенных часов оповещает о том, что пришло время придать новый смысл слову «средневековый». Вместо того чтобы служить синонимом отсталости, оно должно символизировать всестороннее университетское образование, вдумчивое аналитическое чтение самых разнообразных источников, открытость идеям со всего мира, почтительное отношение к загадочному и неизвестному.
И конечно, оно должно символизировать скромность. Джон Вествик не требовал наград за свои астрономические – во всех смыслах – усилия, он почти нигде не оставил своего имени. Но зато он оставил нам свой анонимный труд. Можно предположить, что черновик рукописи с описанием экваториума сохранился в веках лишь благодаря ясному и живому слогу его автора. Это настоящий дар Средневековья, и решение поставить в центр исследования средневековой науки обычного, ничем не примечательного монаха, а не какую-нибудь прославленную фигуру больше отвечает духу той эпохи. А вот оксфордский ученый и королевский чиновник Ричард де Бери, с которым мы познакомились в третьей главе, прославился, став епископом Дарема. Но в прочувствованном гимне «Любовь к книгам», который он завершил в 1344 году, в свой 58-й день рождения, де Бери признает ограниченность своих свершений: