К внутренней стороне обложки был приклеен еще один плотный конверт. Гущин открыл его. Там были три фотографии, сделанные фотоаппаратом «Поляроид».
В отличие от черно-белых фотографий полиции, эти были цветные.
Катя рассматривала их с замиранием сердца.
Луч света – скорее всего карманный фонарь – направлен из темноты, чтобы выделить то, что фотографируют.
Огромное толстое старое дерево с узловатыми корнями, растущее на обрывистом косогоре, раскидистое, с расщепленным стволом, по форме своей напоминающее гигантский камертон. Кажется, липа, но, может, и старый ясень.
Косогор над темной речной водой. А к верхним ветвям дерева привязан толстый канат. И на нем, как на качелях, обнаженная гибкая молодая женщина с распущенными густыми темными волосами. Снимок сделан в тот момент, когда она отпустила веревку этих странных качелей, протягивая обе руки, словно в мольбе или экстазе, к ущербной луне, приклеенной к темным небесам над деревом и черной речной водой.
Второй поляроидный снимок запечатлел в круге света от карманного фонаря вырезанный на коре дерева крупный знак – ромб, а внутри него глаз-око. И все это перечеркнуто опрокинутым крестом с двумя перекладинами.
Третий поляроидный снимок изображал вообще нечто несусветное.
Абсолютно голая женщина на фоне костра – худая, измазанная кровью, с детским игрушечным барабаном, висящим на шее, в который она самозабвенно лупила деревянными прутьями. Лица не различить, потому что голову ее целиком, словно чудовищная невообразимая маска, закрывала отрубленная свиная голова. Та самая, которая была сфотографирована экспертами-криминалистами насаженной на кол.
Свиное рыло скалилось совершенно сатанинской улыбкой. А у ног бьющей в барабан женщины с напяленной на голову выдолбленной свиной харей – деревянная колода, и на ней корчился в агонии живой кролик, пронзенный металлическим шампуром, приколотый к деревянному кругу. Было в этом снимке, как и в том, со старым, зловещего вида деревом, качелями и луной на ущербе, что-то нереальное. Дикое, первобытное, пугающее до дрожи.
Катя перевернула снимки – никаких пометок, ни дат, ни пояснений.
Гущин пошел в дежурную часть, разговаривал с дежурным, но узнал, видно, мало, потому что был тот молод. Позвонил начальнику УВД. Зачитал фамилии из уголовного дела – следователя прокуратуры и оперативника, которые проводили допросы, а также патрульного из рапортов. И снова облом – и начальник УВД оказался не в курсе, переведен из Солнечногорска всего три года назад. И о событиях, которые произошли двадцать шесть лет назад, слыхом не слыхал.
Но обещал немедленно помочь, навести справки. Поднять срочно всех, кого можно.
Во втором часу ночи Гущину на мобильный позвонил начальник полиции общественной безопасности – из старослужащих.
– Федор Матвеевич, следователь прокуратуры Индеев, про которого вы спрашивали, он долго работал тут, в Истре, потом был прокурором, но он уже десять лет как умер. Я его застал уже прокурором. О деле про детей ничего не знаю, потому что я сам не из Истры. Другие фамилии тоже знакомые, оперативник – это Шерстобитов, он в то время был начальником уголовного розыска, и он долго работал уже при мне. Но он тоже умер несколько лет назад. Его сын Филипп Шерстобитов здесь работал в розыске, он молодой относительно. После развода с женой уехал из Истры и перевелся в центр лицензионно-разрешительной работы в Котельниках. Они сейчас к Нацгвардии относятся. А фамилия патрульного Осипов – мне отлично знакома, хороший сотрудник, он был моим замом почти десять лет. Он сейчас уже на пенсии, живет здесь, в Истре, я его утром к вам попрошу подъехать. Из всех, кого вы назвали, он один остался, кто участвовал в том деле.
– Вообще пока ничего не понятно, Федор Матвеевич. И выглядит все это дело с процессуальной стороны более чем странно, – сказала Катя, когда уже под утро, обалдев от чтения всей этой запутанной писанины, они решили найти место, где в пять часов можно выпить горячего кофе в ожидании важного свидетеля Осипова – бывшего патрульного.
Место такое нашлось в торговом центре. Там работало круглосуточное кафе.
Катя давилась горячим кофе. Странно, но спать не хотелось, хотя тело наливалось усталостью, как свинцом. Бессонницу порождала лихорадка, в которую они так внезапно окунулись, едва открыв это дело об утоплении брата и сестры Сониных.
– Теперь мы хотя бы знаем фамилии и имена подруг Виктории. Но в деле все обрывается.
– Надо поднять ОРД. – Гущин встал и принес им еще кофе, купил Кате слойку с яблоками. – Из этих документов мало что понятно, кроме того, что здесь, в этом райском дачном уголке, двадцать пятого июля творилась какая-то чертовщина. В результате которой утопили малолетних детей. В деле оперативной разработки должны быть пояснения и факты, добытые оперативным путем. Я запрошу спецхран.
– И надо разыскать мать детей – эту Галину Сонину. Я записала ее адрес. Деревня Затон, – сказала Катя. – Можем вместе с бывшим патрульным Осиповым к ней съездить.