Светлый путь в никуда

– Не знаю. Точно не из Истры. Приезжие. Одна у них была за главную – эта брюнетка, – Осипов ткнул в жуткое фото, где женщина со свиной головой била в детский барабан. – Она самая. Сестра Горгона. Это они ее так называли между собой. И наши потом с их подачи. Она вроде ведьмы, что ли, была или экстрасенши… Почему у нее в волосах кровь-то я заметил – потому что она на себя свиную башку там у костра напялила. Видите? Это обряд какой-то был. Черная магия. Наши потом об этом судачили. Дети-то маленькие им потребоваться могли во время этого шабаша.

Полковник Гущин попросил его проехать с ними в деревню Затон – показать, где это. Начинать поиски надо было с матери детей. От Истры ехали довольно долго, свернули с федеральной трассы на проселочную дорогу. И сразу увидели дома. Лишь те из них, которые подходили к дороге, выглядели новыми, с ухоженными участками. Дальше к лесу заброшенные участки и деревенские дома – черные гнилые скворечники. Полное запустение. Через лес прокладывали просеку. Гущин сверился с адресом. Это здесь. Но в домах никто не живет.

Катя увидела за повалившимся забором дом с фотографии – деревенский подмосковный с чердаком в резьбе. Он выглядел как старые руины. И стекла разбиты.

Они вернулись к дороге. Час еще был относительно ранний, на одном из ухоженных участков возле машины возилась супружеская пара, укладывала в багажник корзины с яблоками. Катя окликнула их через забор, представилась. Спросила, не знают ли они среди своих соседей по деревне некую Галину Сонину.

– Ой, да это же… это сто лет назад, – хозяйка машины и яблок удивилась. – Это там. Они жили здесь, да. Но это было бог знает когда, я еще в институте училась. Я Галю помню, и мать ее, и старшую сестру. Она потом уехала, вышла замуж. А Галя жила с матерью.

– У нее дети утонули в реке.

– Да, я слышала. Но это было не при мне, я тогда училась в Москве. Такая трагедия, конечно…

– Не знаете, где можно найти Галину сейчас?

– Так она же умерла уже лет десять как, – женщина щелкнула себя по горлу. – Это самое дело. Она пила сильно. Дом запустила. Там у нее чуть ли не бомжи жили. Конечно, после такой трагедии можно понять, но… она и раньше вела разгульный образ жизни.

– А в их дом кто-то приезжает? Родственники?

– Не видела никогда. Там все сгнило давно, и света у них нет, провода энергокомпания срезала. И покупателей нет. Тут у нас вокруг-то все застроено, а в Затоне нашем участки дачники не покупают. Видели там просеку? Это отель построили большой на берегу реки с пляжем. Они дорогу к себе прокладывают. Слух идет, что как раз и по половине деревни она пройдет. Так что это бросовые земли сейчас.

– А заводь Затон, где она на реке? – спросила Катя. – Далеко отсюда?

– Да нет, вон туда идите по нашей улице к лесу, и сразу на берег выйдете. Там уже коттеджный поселок. Там ничего от старого не осталось.

Втроем вместе с Осиповым они прошли по деревенской улице. Берег реки. Никаких мостков. Все давно кануло в Лету за много лет. Справа среди поля виднелись новенькие кирпичные коттеджи. Слева начинался лес. На другом берегу все тоже было уже застроено добротными домами за высокими заборами.

– А когда-то было тихое место, – заметил Осипов. – Река, болотца и черники полно в лесу.

– А то место с кострищем далеко отсюда? – спросил Гущин.

– Это туда вверх, пройти надо.

Они побрели по берегу реки. Пляжа никакого, берег глинистый. Река в этом месте вся заросла кустами. Изгибалась и была совсем узкой. На противоположном берегу шла сплошная дачная застройка. Но дома находились на удалении от реки из-за весенних паводков.

Заводи – берег обрывистый, приходилось обходить эти места, углубляясь в лес.

– Течение здесь есть, – Гущин смотрел на воду. – Тела детей течением могло к Затону отнести.

Они прошли метров триста.

И Катя увидела дерево на берегу.

Все изменилось, обратилось в прах и тлен, появились новые декорации – дома, дачи, коттеджи, дорога, просека. Лишь оно одно осталось неизменным.

Дерево. Катя сразу его узнала. Старая, очень старая раскидистая липа с расщепленным стволом в виде камертона. Она росла и зеленела, сея вокруг тронутые сентябрьской желтизной листья. Никаких качелей на ветвях, конечно… Это все тоже в прошлом.

Гущин смотрел на огромное дерево. Подошел к стволу.

– Здесь был знак вырезан?

Осипов тоже подошел, дотронулся до коры.

– Здесь. Только все затянулось уже… Нет, вот борозда и тут… ромб… ничего другого уже нет. Столько лет, что вы хотите.

Столько лет…

И все мертвы в этом Затоне…

Он указал направление, где когда-то вилась тропинка. Но сейчас сплошные густые заросли. Они продрались через них. От поляны для шашлыков осталась лишь небольшая проплешина, все вокруг заросло кустами.

– Сюда никто не ходил с тех пор, местные чурались, избегали. Слухи-то шли. Такие слухи. А туристы про это не знают, – Осипов оглядывал заросли.

Они снова вернулись на берег к дереву.

– А там что раньше было? – спросил Гущин, кивая на противоположный берег, где среди деревьев виднелись новые дачи. – Дачный поселок?