Светлый путь в никуда

– Как бы вы ни пытались вычеркнуть все это из своей памяти, это всегда жило внутри вас – тот ужас, та ночь. И то, что вам не поверили взрослые. И то, что дело потом положили под сукно. И никто не наказал убийц. Не отплатил им за смерть ваших маленьких брата и сестры. Не отплатил за тот кошмар, который исковеркал вашу жизнь, – тихо говорил Гущин. – Вы ведь не могли с этим смириться. И чем старше вы становились, тем острее понимали, что справедливость должна существовать на свете. А если ее нет, в дело вступает месть. Вы ведь хотели отомстить, да?

– Нет! Что вы такое говорите? Кому мстить?

– Им. Этим трем. Вы же взвалили на себя это бремя, Егор.

– Какое бремя?

– Мстителя, – Гущин словно внушал ему, словно уговаривал его – тихо, вкрадчиво, как искуситель. – Вы стали их искать. И вы их нашли. Всех трех. Убийц. Сестру Горгону, сестру Изиду и ее – сестру Пандору.

Рохваргер вскинул голову.

– Кого?

– Ангелину Мокшину, Лидию Гобзеву и ее – вашу Вику. Викторию Первомайскую.

– Я… что вы такое говорите?!

– Не надо лгать мне в глаза.

– Я не лгу… я не понимаю!

Гущин смотрел на него. И Катя видела – под этим взглядом лицо Егора Рохваргера меняется – как и там, в зале Шехтеля. Изумление… ужас… осознание… и еще что-то. Неуловимое…

– Вы хотите сказать…

– Да, именно это я хочу сказать…

– Вика была одной из… НИХ?!

Пауза.

– Не делайте вид передо мной, что вы этого не знали, – сказал Гущин.

– Нет! – Егор Рохваргер внезапно вскочил со стула. – Нет! Такого быть не может… нет! Нет!

– Не лгите, что вы этого не знали. Вы же только что упомянули «зимовье».

– Я был поражен, когда попал к ней в дом, что это ее мать написала эту сказку. Которую я в детстве… которая да, связана у меня с той ночью… и был поражен, что она, Вика, – ее дочь, но во всем остальном я…

– Вы же взяли на себя бремя мстителя. Это тяжкий груз. И у вас имелись основания для мести. Зачем же вы сейчас опускаетесь так низко и лжете мне в глаза, говоря, что не знали…

– Но я не знал! Честное слово! Я клянусь вам – я не знал! Что Вика – одна из них, что она… Да я бы никогда тогда… Я никогда бы с ней…

– Вы ее убили, Егор. И убили ее мать, потому что это она нашла способ прекратить тогда то дело, и дочь, потому что она была свидетелем, видела вас в доме. И убили ту ведьму, что резала кроликов и била в барабан, напялив на себя свиную башку. И пытались убить третью. И еще был недотепа – мент из Истры, который навел для вас справки, указал вам след, где их искать.

Егор Рохваргер с силой стукнул кулаком по колену.

– Нет! – воскликнул он хрипло. – Да нет же… не так все было! Слышите вы – НЕ ТАК ВСЕ БЫЛО ТАМ ТОГДА. Что вы себе вообразили? Я тоже ведь сначала… но мне было всего семь лет, и я…

Полковник Гущин вытащил из кармана брюк мобильный и показал ему.

– Ваш телефон. Найден у вас дома при обыске. И номер паленый. Не тот, что вы мне дали в прошлый раз. Но тот, по которому Виктория звонила вечером в пятницу из бара – вам. Она позвала вас к себе, и вы приехали с пистолетом… какой марки?

– У меня нет никакого пистолета! А телефон… Да, да, у меня их несколько! Это я нарочно, потому что они… бабы, они же ревнивые, как черти, и если пользоваться одним и хранить все контакты, то это такой мрак, такой кипеж! И мы не встречались с Викой в тот вечер, потому что я… я девчонку подцепил молодую. Она была в Москве проездом… такая красотка…

– Не заговаривай мне зубы, а? – сказал Гущин уже совсем иным тоном. – Несмотря на то что ты сотворил, как ни странно, я тебя уважаю, потому что будь я на твоем месте там, в этом Затоне, то неизвестно, как бы я на все отреагировал, повзрослев. Так что не губи мое уважение к тебе как к убийце-мстителю разной Лживой Паршивой Своей Лабудой!

– Я не мститель никакой! – выкрикнул Егор Рохваргер. – Не мститель я! Не было у меня оснований для мести, ясно вам?!

– Мне сейчас ясно, что ты лжец.

– Я трус.

– Что?

– Я трус, – Егор Рохваргер неожиданно всхлипнул. – Какая месть… за что мне было мстить?

– За брата и сестру, утопленных, убитых.

– Да их никто не убивал! Все было совсем не так!

Гущин отодвинулся от него.

– Как это их никто не убивал? Не топил?

– Они сами утонули.

– Что?!

– Они утонули сами. И по моей вине.

– Дети?!

– Они, – Егор Рохваргер не называл по имени брата с сестрой. – Я струсил. Я просто не умел плавать. И боялся воды. А потом я всем врал… И тетке, и этим дядькам из розыска. Я врал, врал… Но они мне не поверили. И я рассказал потом всю правду им. Как все было на самом деле.

Катя увидела через стекло, что Гущин…

Это как удар под дых.

Она сама, здесь, в зазеркалье, испытывала ту же странную страшную слабость, как и там, на Конечном пункте… над вечным покоем, над обрывом…

Что же это? К чему мы пришли?

– Рассказывай всю правду, – потребовал Гущин.