Светоч русской земли (СИ)

Мечты, похороненные со смертью Михаила Тверского, всё ещё брезжили в речах за столом.

- Вот бы, ежели бы... Покойник, Михайло Ярославич, Царство ему Небесное, гляди-ко, почти уже всю Владимирскую землю совокупил в руце своя! За малым дело не состроилось! Новгород Великий, вот... Да, Новгород! Упрямы, непоклонливы новгородцы-ти! А ныне опять все - поврозь, да под московского князя головы клонят...

Жена была права в давнем своём озарении. Кирилл всю жизнь мечтал о благолепии, о торжественном уставном несении высшей службы, и всю жизнь верил, что князь должен быть справедлив, великодушен, мудр и милосерден, и когда видел иное - недоумевал, не верил, не понимал и не принимал, закрывая глаза на многое.

В иную пору, в иной действительности был бы Кирилл и в почёте и на своём месте. Но когда всё рушилось, бродило, а новое не устраивалось ещё, он был порой смешон, как токующий тетерев, который слышит лишь себя.

Но уже и эти заботы отходили для него в сторону, теряли свою прежнюю остроту и боль. И всё чаще Кирилл такие беседы кончал присловьем:

- Един - Господь!

В нём всё укреплялось и росло сознание, что земная жизнь, его труды и чаяния - суета сует, и то, чему он посвятил жизнь, вряд ли столь уж важно перед лицом Господа и Вечной Жизни. И всё меньше трогало Кирилла, что хозяйство плыло из рук, уходило добро, уходили люди, пустели волости, некем и нечем становилось содержать городской двор... Здесь, на Земле нажитое, и должно остаться на Земле.

Впрочем, хоть и скудел боярин Кирилл, всё же он оставался великим боярином, и его хозяйство, трижды порушенное, всё ещё было боярским и большим. И сына Стефана отдали учиться в Григорьевский затвор, рядом с теремом князя, куда ушла едва ли не вся библиотека князя Константина Всеволодича, и отроки лучших боярских семей учились здесь, и самые учёные иерархи церкви выходили отсюда.

К Кириллу подходила старость. Ещё не согнулся стан и сила ещё не ушла из предплечий, и в светлых волосах не вдруг проглядывали, прячась, нити седины, но уже виднее стали белые виски, и узкой лентой посеребрило бороду, и посветлели брови, и складки пролегли у рта, и морщинки у глаз не сходили, даже когда он переставал щуриться. И всё больше от городских, невесёлых дел, он обращался к детям, словно чаял достичь в них то, что не удалось достичь самому, себе же оставляя надежду на монастырское успокоение.

В детях на первом месте был для него Стефан. С ним Кирилл проводил часы, толкуя греческие книги, обсуждая деяния Александра Македонского, Омировы сказания, читая вслух хронику Амартола и русские летописи.

Малыши - Варфоломей с Петром - занимали меньше места в душе и в мыслях родителя, хоть и помнилось, и тревожило то, что произошло в церкви, но помнилось и вспоминалось от случая к случаю, а так, ежедневно, Варфоломея не выделяли особо, уделяя ему и меньшему брату поровну внимания и ласки.

И просмотрели те отклонения, те поступки, которые знаменуют начало неповторимости. Но что было неповторимо в характере Варфоломея?

Карапуз, качаясь на ножках, пошёл к двери, на четвереньках перелез через порог, действуя одной рукой: в другой у него что-то зажато. Повернувшись задом, он спустился со ступеньки на ступеньку, вниз по лестнице высокого крыльца. И, наконец, в очередную соступив, босая ножка ощутила пыль двора. Покачиваясь, он пошёл по двору туда, к высокому, выше его роста, бурьяну, приговаривая: "Не кусяй!.." Жук, зажатый в кулачке, скрёб лапками и уже вцепился ему в ладонь. Но малыш терпел. Вот он разжал ладонь - лопухи, татарник и крапива уже окружили его своими головами - и начал поглаживать жука по спинке. Жук расцепил челюсти, стал вертеть головой и сучить усиками и, наконец, раскрыв надкрылья, выпустил прозрачные крылышки, сорвался с ручки и исчез в траве. Младенец смотрел вслед жуку, которого он подобрал на полу изложни и нёс сюда, чтобы выпустить.

Жаль только, что жук так быстро улетел, не дав рассмотреть крылышки!

Варфоломей повернулся к дому и, посапывая, пустился в обратный путь.

Почему один малыш поступает так, а другой, в той же семье, - иначе? Почему один отрывает лапки и крылья жуку, разоряет гнёзда, убивая птенцов, наперекор родительскому слову, а другой посадит на зелёный листик и выносит на улицу червяка, а, заглядывая в гнездо, боится дышать, чтобы не испугались птенчики? Сколько тут усилий воспитателя, родителей, а сколько - от природы человека?