Светоч русской земли (СИ)

Вот тогда-то и были предприняты новые попытки вырвать Алексия из плена, увенчавшиеся успехом после многих жертв.

Глава 13

...Уйдя, наконец, от погони, русичи тяжелораненых и больных оставили у смоленского епископа, где сумели немного вздохнуть. И всё же поезд Владимирского митрополита, добравшийся до Можая, являл жалкий вид. Заморенные, обезножевшие кони, мокрые, в клокастой шерсти, с хрипом выдыхавшие воздух из надорванных лёгких, были страшны. Не лучше выглядели и люди, у которых на почернелых лицах, блестели одни лишь глаза. Они шатались, и, казалось, едва держались в сёдлах.

Четвёрка коней, запряжённых гусём в старинный возок (дар смоленского епископа), дёргала упряжь, и возок шёл рывками, заваливаясь на протаявшем пути. Уже не доскакать, а доползти до Москвы чаялось путникам.

Можайский боярин, служивший в городовом полку и ничем больше не примечательный, кроме того, что его волостка и двор стояли при пути, и поезд митрополита не мог проминовать его двор незамеченным, ради любопытства посунулся к оконцу, забранному слюдой, и не разобрав, кто - таков на подъезде к терему, вышел, накинув на плечи опашень, на крыльцо и оттуда увидел поднимающееся по угору шествие. Передовой, шагом подъехав к дому, не слезая с седла, попросил воды.

- Кто - таков? - кинул ему с крыльца боярин, а баба, черпнув ковшом, подала напиться усталому, с провалившимися щеками ратнику.

- Батьку Олексия везём! - сказал он. И, обмахнув усы и бороду тыльной стороной ладони, тронул коня.

- Постой, молодец! - крикнул ему вслед боярин и, шатнувшись: не кинуться ли сперва в горницы? - махнул рукой и сбежал с крыльца. - Кого ни та?! - вытягивая шею, прокричал он с провизгом, и, размахивая рукой, в сползающем опашне заспешил следом. - Кого ни та? Владыку? Из Киева, што ль?!

И такое отчаяние, и испуг прозвенели в голосе, что ратный придержал коня и раздвинул серые губы:

- Да уж не иново ково!

- Постой! - кричал, вперевалку бежа за конём, боярин и, достигнув и ухватив повод, остановил комонного. - Убегом али как?

- Убегом! - сказал ратник, ожидая, что же последует теперь.

- Дак ты, тово, ко мне пожалуй! - таща за повод лошадь ратника, поспешал боярин.

Уже подскочили слуги. Один поднял оброненный опашень боярина и накинул ему на плечи...

- Сысой! Деряба! Гридя Сапог! - возвысил зык боярин, обретя силу в голосе и господскую стать. - Проводи! Кормить! Живо!

А сам с дворским порысил навстречу владычного поезда.

Уже боярыня, на ходу застёгивая коротель, вышла на крыльцо, уже выскочили ключник со старостой, и огустело народом околодворье, и уже ловили под уздцы, заворачивали на боярский двор заморенных верховых коней. Меж тем как сам, повалясь на колени и сорвав шапку с головы, лобызал, весь в слезах, руку Алексия.

Возок митрополита едва не на руках внесли во двор боярина, а Алексия на руках заносили боярин с дворским едва ли не бегом в гостевую горницу.

И на покоры Алексия - ночевать-де недосуг! - боярин отмотнул головой, выдохнув:

- Часом! Часом, владыко! Зато кони, коней дам...

И, уже усадив, сунулся в ноги, лбом стукнулся в пол, возрыдав, и, отдавая через плечо приказы ключнику и холопам, целовал благословляющие руки Московского митрополита.

С поклонами вошла боярыня. Стол обрастал снедью.

- Часом, часом! - бормотал боярин, минутами забегая и заглядывая в палату, проверяя, всё ли сделано так, как велено.

Уже и селян набежало на боярский двор, и когда ратных под руки проводили к столам, какая-то старуха, роняя слёзы и торопясь, рванулась сквозь толпу гляделыциков с кринкой горячего топлёного молока, завопив:

- Молочка, молочка варёного!

И боярин, выскочивший на крыльцо и поднявший длань: отогнать, отпихнуть старую, понял, вник, постиг и, засуетясь, схватил старуху и поволок за собой в горницу, и та, передав кринку, на коленях подползла к Алексию приложиться к руке и кресту главного молитвенника Русской земли.

И молоко пошло по кругу, и каждый отпивал, пока не опорожнили кринку, после чего старшой, качаясь на плохо гнущихся ногах, вернул посудину бабушке, и та, улыбаясь и всхлипывая, крестила ратных, причитая над их худобой.

В бертьянице в это время холопы несли платье, оружие, узорные сёдла. И когда поевшие ратные поднимались из-за столов, их выводили переодеть, натягивали на них рубахи и порты, узорные зипуны, тимовые сапоги, которых иному из ратников прежде и носить не доводилось.