Так - в письменной, просвещённой светом учения земле. Но так, и в земле бесписьменной, древней, ибо и там было слово, и текло оно от уст к устам, и так же пронизывало почву племени влагой памяти и обычаев, завещанных предками потомкам.
***
...Писец опустил в медную чернильницу перо, взял иное, наполненное бурыми железными чернилами. Владыка Алексий зашёл в книжарню, где работали мастера-переписчики. Посмотрел на работу. Одобрил наклонением головы. Тихо. Только скрипели гусиные перья. То, о чём здесь напишут в книгах, с миновением лет и веков изгладится из устной памяти поколений. Воин, совершивший подвиг! Помни о летописце, чаще всего иноке, монастырском подвижнике, запечатлевшем для внуков твоё деяние!
Не многое нужно писцу: миса щей, краюха хлеба, квас, сушёная рыбина... Да молчаливое одобрение духовного главы, что среди многотрудных дел находил часы, чтобы побыть тут, у истока, питающего духовную силу русского языка силой слова, запечатлённого и переданного грядущим векам.
И они проходят, текут, века истории! И грохочут войны, бушуют пожары, унося с собой селения и города... Но из пламени, из-под рушащихся стен выносят лишаемые всего добра, всего своего зажитка люди, прежде всего, иконы и книги, то в чём заложена
Глава 16
Станята, постучав, вошёл в митрополичий покой и замер. Алексий работал со сводчиками и только кивнул своему спутнику. Понимая по-гречески, Станята заслушался, едва не забыв, зачем вошёл. Но вот Алексий отложил в сторону Дионисия Ареопагита и кивнул сводчикам, разрешая удалиться.
Оба вышли, поклонясь Станяте и осматривая его с любопытством. Писец, секретарь и спутник Алексия начинал внушать уважение и даже зависть многим клирошанам митрополичьего двора.
- Что там, Леонтий? - спросил митрополит.
- Троицкая братия! - ответил Станята, подходя к столу.
- Опять? - Алексий думал, разглаживая листы пергамента, исписанные греческим минускулом.
Вторично уже прибегали к Алексию ходоки, иноки монастыря
- Созови! - сказал он, вздохнув.
Старцы, войдя, повалились в ноги. Алексий поднял их и расспросил. Получалась нелепица. Сергия хотели и на него же жаловались, ссылаясь на то, что введённые им правила противоречат заповедям святых отцов и древних пустынножителей, возбранявших применять устав иноческой жизни.
Алексий обещал помыслить об этом и попытаться уговорить Сергия. Отпуская старцев, удержал Стефана.
Стефан был угрюм и краток. На вопрос о том, кто управляет монастырём, глянул и склонил голову. Алексий знал, что обязанности игумена исполнял Стефан, но лишь как заместитель отсутствующего брата.
Алексий давно уже не толковал со Стефаном по душам, как когда-то, и сейчас вознегодовал за это на себя. Беседы не получалось. На вопрос, что же произошло в обители, почему Сергий покинул монастырь и своё игуменство, Стефан, побледнев, ответил:
- Не ведаю, владыка! Многим был тягостен общежительный устав!
- Но устав сохранён?! - сказал Алексий.
- С некоторыми послаблениями, - сказал Стефан. - Книги разнесены по кельям, кроме общего служебника и напрестольных Евангелий, а также "Октоиха" и "Ирмолоя"... - Начав перечислять, он глянул в глаза Алексию, помолчал и добавил. - Невестимо ни для кого и чудесно покинул обитель: не заходя даже в келью свою!
- Добро, ступай! - сказал Алексий и, благословив, отпустил Стефана.
Проводивший старцев Леонтий остановился в дверях.
- Сядь! - сказал ему Алексий и, посмотрев в глаза своему служителю, спросил:
- Ты како мыслишь о том?
- Обидели старца! - сказал Станята.
- Кто?!
Алексий и Станята произнесли одно и то же имя: "Стефан" и посмотрели в глаза друг другу.
- А и не только! - сказал Станята. - Обитель в славу вошла, а устав - жесток. Иным и слава - лакома, а твердоты Сергиевой не перенесть... Ето уже тебе, владыка, надлежит почистить монастырь!
- Воротить? - спросил Алексий.
Станька повёл плечами, задумался.
- Или оставить Сергия на Киржаче? - продолжил владыка, выпрямляясь в кресле и прикрывая глаза, усталые от многодневных трудов. - Так, мыслишь, не захочет Сергий воротить к Троице?
- Его ить обитель! - сказал Станята. - Чать, сердце прикипело... Сам начинал... Во славу вошёл монастырь!
- Я мыслил о том, - сказал Алексий, не открывая глаз. - Надобно укреплять... Возвращать иное к месту своему... Как власть вышнюю!
- Опять свара в Орде? - спросил Станята.
- Не ведаю, Леонтий! Доносят наразно! - сказал Алексий задумчиво, но не безнадёжно. Словно и, не ведая, догадывался о скорых переменах в Сарае.
- Крепко сидит Хидырь?
- Пока крепко, Леонтий! Надобно ехать на поклон! Ладно! - сказал Алексий, встрепенувшись и проведя ладонями по лицу. - Садись, пиши Сергию, да приидет ко мне на Москву!
Солнце меркло, сквозь цветные синие и красные стёкла разукрашивая владычную горницу.