Светоч русской земли (СИ)

Он, впрочем, до прихода Сергия не ведал, как ему поступить. Сергий, с которым он изредка пересылался грамотами, не так давно был в Нижнем Новгороде. И теперь (после богослужения и трапезы) они сидели вдвоём, друг против друга, вглядываясь и привыкая к приметам времени на знакомом лице.

Солнце низилось, претворяя свои лучи в старое золото, день изгибал, и Волга, видимая отсюда в небольшие, в два бревна, оконца, играла, стремясь в татарскую степь.

- Князь Борис имеет ярлык от татарского царя! - сказал Дионисий, ходя по горнице.

- От булгарского царя и царицы Асан! - уточнил Сергий.

- Андрей на смертном ложе уступил ему город! - возвысил голос Дионисий. Он мучался тем, что вынужден говорить всё это духовному мужу, которого чтил, и с которым не об этом хотелось бы ему беседовать. - Не ведаю даже, примет ли он вас! - Дионисий пожал плечами, скосил взгляд на Сергия: не сердится ли тот?

Но Сергий сидел, отдыхая, и смотрел на Волгу, посвечивающую золотыми искрами сквозь путаницу ветвей. Усмехнулся и спросил, где - та келья, в которой они беседовали в первый приход Ворфоломея к прославленному уже тогда игумену.

- Сгорела, - ответил Дионисий. - Три раза горел монастырь, всё тут рубили и ставили заново! - сказал и умолк.

Ничего не спросив, Сергий заставил его вспомнить ту давнюю беседу и слова о русичах, что, совокупясь воедино, когда-нибудь ниспровергнут Орду. И не о том ли он твердил, не уставая, суздальским князьям вот уже которое лето подряд!

- Борис должен уступить старшему. Иначе не будет порядни в земле! - сказал Сергий. - Владыка велел, ежели князь окажет упорство, затворить церкви в городе! - Он помолчал, давая игумену Дионисию осознать сказанное, и прибавил. - Помысли, Дионисие, с кем - ты и возможет ли Борис, один, в споре со своим старейшим братом противустать Владимирской Руси, да ещё и Мамаевой Орде?

Слова упали, как камни в воду. От них пошли всё расширяющиеся круги. Противостоять Алексию для Дионисия значило остаться в одиночестве, поддерживая упрямого удельного князя. Устранить себя от дела он тоже не мог. Сергий ждал ответа, и в молчании была твердота. Дионисий сел. Встал и начал ходить по покою.

- Может, мне сперва перемолвить с князем? - спросил он, чтобы оттянуть, отложить неизбежное.

Сергий повёл глазами туда-сюда. И отверг. Дионисий покраснел, насупил брови. Ему было чуждо подчиняться чужой воле. Он опять долго молчал.

Сергий смотрел то в окно, то на него. В лице у него был тот же свет, что и за окном. И Дионисий, продолжая молчать, начал постигать: что митрополит - прав, что должно не раздувать распрю, а помирить братьев, а для того заставить Бориса соступить с нижегородского стола, и что ему, Дионисию, пристойно и лепо споспешествовать в том игумену Сергию. Он поднял глаза и сказал:

- Из утра поведу вас ко князю! Не послушает Борис - будем затворять храмы!

Глава 24

Князь Борис о московском посольстве узнал, когда уже московиты вступили на княжеский двор и ближний боярин позвал его встретить гостей. Борис, почувствовав недоброе, вышел на глядень. Внизу по двору шествовала, направляясь к княжескому терему, череда клириков, среди которых Борис увидел игумена Дионисия и незнакомых ему иерархов.

- Отколе?

- Из Москвы, от владыки Алексия посыл! - ответил боярин.

- Как пустили?! - выдохнул Борис.

- А как могли не пустить? - сказал, пожав плечами, боярин. - Они идут от Печёрского монастыря, ну а кто же из ратных наших игумена Дениса, да и с архимандритом московским, владыкой посланным, в город не пустит! И я не прикажу, и ты не прикажешь, княже!

- Почто они?!

- Мыслю, к суду с братом тебя созовут! - заключил Степан Михалыч, вздыхая. - Выдь, княже! Неподобно тово, духовных лиц от крыльца отгонять!

Борис обозрел нахмуренное лицо боярина, понял, что встречи не избежать и пошёл вниз по лестнице. Со сторон выбегали холопы, слуги, челядь, выскочил ключник, духовник Бориса скатился с лестницы.

Борису стало только стать в сенях и, целуя в ответ подставленные ему руки, принимать благословения московитов, которых тут же и наименовывали ему:

- Архимандрит Павел! Игумен Герасим! Игумен Сергий!

Это были главы посольства, а за ними следовали ещё попы, дьякона, служки, печёрские иноки и монастырские слуги в мирском платье.

Дионисий глянул на него с сожалением и сказал, благословляя Бориса:

- Внемли, княже!

Началась суета знакомств, усаживаний, добывания приборов, тарелок, мисок, вилок и ножей, дорогих рыбных блюд для монашествующей братии.

Архимандрит Павел сказал несколько слов о горестном времени, о засухе, о голоде, о моровой беде, которыми - казнимы христиане за грехи гордыни, ссор, свар, себялюбия и неисполнения Завета Христа о братней Любви. Борис слушал, темнея и жесточая лицом. Но повели он сейчас кметям вышвырнуть отсюда эту рясоносную свору - и ни у кого из дружинников не поднимется на сиё рука, и он, князь, останется, опозорен навеки. Приходилось терпеть!

Игумен Сергий, сначала почти незамеченный Борисом, вступил в разговор, высказав, то, ради чего московиты и прибыли сюда: