Светоч русской земли (СИ)

В горнице за столом, напротив Кирилла, сидели Иван и Фёдор Тормосовы, Онисим, стрый Кирилла, прискакавший из Ростова с тревожной вестью, свояк Онисима, Микула и ещё двое родичей Тормосовых. Был и протопоп Лев с сыном Юрием, приятель хозяина. На краю стола примостились, не открывая ртов, старший оружничий Даньша с ключником Яковом.

Уже отъели стерляжью уху, уже и от мясных блюд, от порушенного гуся с капустой и от белой каши отваливали гости, протягивая руку то к мочёному яблоку, то к сдобным заедкам, а то и запуская ложку в блюдо с киселём. Слуги разливали мёд и квасы. Мария обнесла гостей красным фряжским в серебряных чарах, и каждый, принимая чару, вставал и воздавал поклон хозяйке дома, а захмелевший Онисим даже целоваться полез, и Мария, подставив ему щёку: "Ну, будет, будет!", - останавливала и усаживала гостя...

Разговоры, однако, велись за столом невесёлые. Дмитрия в Орде казнят, это было ясно для всех, и кто станет нынче великим князем?! А от господарских дел, перешли уже к нынешней тяжкой поре, хлебному умалению, разброду в князьях, к тому, что смерды пустились в бега, прут на север, подальше от княжеских глаз, что народ обленился, ослаб в вере, в торгу поменело товаров и дороговь стоит, бесермены за любую безделицу просят несусветные цены, а холопы сделались поперечны господам и ленивы к труду.

- Надежды - на Господа! - в который раз уже повторял Кирилл. - С той поры, как князь Михайло Ярославич, Царствие ему Небесное, мученическую кончину принял, так ныне надежда на Господа! По Любви, по Добру надобно...

Фёдор Тормосов, отвалясь к резной спинке скамьи и постукивая загнутым носком тимового сапога по половице, посмеиваясь, возразил тестю:

- Бог-то Бог, да и сам будь не плох! Ты вон полон дом нищебродов кормишь, а что толку? От Господа нам всем, да и им тоже, надлежит труды прилагать в поте лица, да! Холопов-то не пристрожишь, они и работать перестанут!

- Ну, этого ты, Фёдор, не замай! Милостыню творить по силе-возможности Иисус Христос заповедал! - сказал Кирилл.

Но Фёдор, играя глазами, не уступал. Развалясь на лавке и раскинув руки, спросил:

- По тебе, так и всех кормить даром надо, а с каких животов?!

Тут и Иван Тормосов подал голос:

- Церкви Христовой достоит спасать души, а не кошели грешников!

- Почто кошели? С голоду мрут! - возвысил голос Кирилл (Стефан вошёл в палату и стал у притолоки).

- А даже если он умирает с голоду! - наступал Фёдор. - Но жаждет хлеба земного, а не манны Небесной, что с ним делать церкви? Сам посуди!

- Милостыню подают не для того, чтобы плодить втуне ядящих! - поддержал брата Иван. - Погорельцу там, увечному, в бранях за нас кровь свою пролившим, сирому... А коли здоровый мужик какой ко мне припрёт, иди, работай! А нет, - с голоду дохни! Куска не подам!! Да и прав - Фёдор, церковь души пасёт, а не нашу бренную оболочину! Отец протопоп, изрони слово!

Отец Лев, что грыз ногу гуся, отклонился, отёр тыльной стороной ладони рот, прокашлялся, глядя из-под мохнатых бровей, повёл толстой шеей, тряхнув гривой павших на плечи тёмно-русых волос, и протрубил:

- Речено бо есть: "Не хлебом единым, но всяким глаголом, исходящим из уст Божьих, - жив человек!" - сказал и, утупив глаза, вгрызся в ногу гуся.

- Вот! - поднял палец Иван Тормосов. - Не хлебом единым! Это кудесы ворожат, мол, взрежут у кого пазуху, достанут хлеб, да серебро, да иное что, лишь бы рты да мошну набить, об ином и думы нет! Дам хлеб, - беги за мной! Словно люди - скот безмысленный!

- И Христос накормил пять тысяч душ пятью хлебами! - бросил Кирилл.

- Накормил! - Фёдор качнулся вперёд, бросив кулаки на столешницу. - Так не с тем же, чтобы накормить! А чтобы показать, что оно заботы не стоило! Они же, люди, слушать Его пришли! А тут обед, жратьё, понимаешь... Ну! Он и взял те хлеба: "Режьте! На всех хватит!" Они, может, после того, со стыда, делиться стали между собой! Кто имел, - другим отдал! Может, тут и чуда-то не было! И дьяволу Христос то же рёк в пустыне! Вон спроси Стефана, он у тебя востёр растёт!

Стефан стоял, словно приклеенный к ободверине, заложив за спину руки, пошевелил плечом, и когда к нему обратились лица родителя и председящих, буркнул:

- Я в монахи пойду!

- Вырасти ишо! - сказал отец.

- Всем бы нам в монастырь идти не пришлось! - отозвался Иван Тормосов. - Худо стало в Ростовской земле!

Онисим, что в продолжение спора сидел, уставив взор в тканую, залитую соусами и мёдом скатерть, поднял глаза, потёр лоб ладонью и вымолвил, кивнув:

- Братьев стравливают! Задумали уже и город делить на полы, вот как!

- Нейметси... - процедил сквозь зубы Юрий, сын протопопа, никого не называя, но председящим было и так понятно, кто мутит воду, внося раздор между молодых ростовских князей, Константина с Фёдором.

- А Аверкий? - спросил Микула.

- Что Аверкий! - пожимая плечами, отозвался Фёдор. - Ты не можешь, и он тоже не может, не на кого опереться!