Светоч русской земли (СИ)

- Праведности нет! Я бы таких расстригал! Позорят сан! - выговаривал Кирилл, не прекращая работы. - Князю потребно что? Крестьян беречь! Смердов! На хлебе царства стоят! Из чужих земель обилия не навозишься, а и привезут коли - последнюю шкуру с себя снять придёт. Вона бояре наши на фряжный скарлат да на персидскую парчу с шелками сколь серебра изводят! Ну а как хлеба не станет во княжестви? И погибнет Русь! Осироти землю, и вся твоя сила на ничё ся обратит! К тому скажу: князь - судия, пастырь! Должон беречь всякого людина от пианства во первый након! Такожде от разбоев, от перекупщиков, что дикую виру емлют, тот же товар по тройной цене продают! То всё князева забота, князев труд. Чёл, знаю! Когда татары пришли, лихоимцы-ростовщики в ту пору весь Владимир попродали, весь чёрный народ живота лишили. Некому стало и на брань с ворогом выстать! Пото и сдали град нехристям! Ето - главные грешники, кто серебро в рост дают, из ничего себе богатства деют, а народу - погибель! И ещё от чего должон беречь князь - от доносов лихих! Христиане - суть, дак один бы другого не виноватили! И от судей неправедных, что приносы емлют без меры! Лихвы бы не брали в суде. Вот главные дела княжие! Пасти народ! А вышнему - тому же князю али там вельможе, боярину - кто указует неправду его? Кто блюдёт, исповедует, кто должон и вразумити порой? Инок! Дак разве такой вразумит?! - почти выкрикнул Кирилл, сбрасывая со лба, вымазанного сажей, капли пота.

Сергий любовался, взирая на расходившегося Кирилла и постигая, что ему свободнее тут, в посконине, в жаре и дыму поваренной работы, чем в должности казначея у Тимофея Васильевича Вельяминова, когда носил бархаты и зипуны тонкого сукна, а вкушал изысканные яства боярской трапезы, но был окутан тысячью нитей сословного чинопочитания. Гораздо свободнее! И что эта свобода для него - важнее всякого зажитка, утвари, почёта, даже мирской славы, что Сергий знал и по себе, и что эта свобода позволит ему отныне как с равными говорить и со смердами, и с великими боярами московскими, и даже с князьями. И уже этой свободы, оплаченной отказом от всей предыдущей жизни, Кузьма, ставший Кириллом, уже не лишит себя никогда. Знал и радовался этому.

Глава 4

Скрипнула дверь, отлепляясь от набухшей ободверины. Старец Михаил, духовный наставник Кирилла, со свету плохо различая, что творится в хлебне, спускался по ступеням, на ощупь нашаривая стену хоромины и края скамьи. Только тут, сойдя уже в полумрак хлебни, и привыкнув глазами, Михаил узрел игумена Сергия. Старцы облобызались.

В монашестве существует кроме всем известной иерархии: архимандрит, протопресвитер или протопоп, пресвитер (иерей или поп), дьякон, псаломщик, а по уставу монастыря - игумен, келарь, епитром, казначей, трапезник и хлебник, уставщик, учинённый брат или будильник и прочие, - иная лестница отношений, по которой старец, не облечённый властью или саном, оказывался важнее игумена. Таким в Симонове был Михаил, которому вскоре предстояло стать смоленским епископом и в послушании у которого находился Кирилл.

- Всё ратоборствуешь, Кириллушко? - спросил Михаил, усаживаясь на лавку.

Кирилл, поклонившийся старцу и принявший от него благословение, повёл глазами.

- Почто и держат!

- Нельзя, Кириллушко, не можно! - сказал Михаил. - В днешнем состоянии, при новом нашем владыке обитель - некрепка! Изгони - тотчас воспоследуют ябеды, доношения Пимену...

- Фёдор-от духовник княжой! - не уступал Кузьма своему наставнику.

- Тем токмо и держимся, Кириллушко, тем токмо и стоим! - вздохнул старец, щурясь от дыма и обоняя аромат пекущихся хлебов. - А я тебе, Кириллушко, мыслю ноне иное послушание дать!

- Книги? - без слова понял Кирилл.

- В Спасов монастырь служебник просят переписать полууставом, красовито чтобы, возможешь?

Кирилл кивнул, подчёркивая тем безусловность послушания и своё равное отношение ко всякому монастырскому труду.

- Что Дионисий? - спросил Сергий.

Дружба с суздальским проповедником была для Сергия хоть и давней, но трудной. После того как тот, воспользовавшись поручительством Сергия, ускользнул из Москвы, на старцев пала княжеская остуда, едва не завершившаяся закрытием Маковецкой пустыни.

Нынче Дионисий, вынеся из Царьграда мощи святых, получив от патриарха Нила сан архиепископа и крещатую фелонь, проехал прямиком к себе в Нижний Новгород, не заглянув на Маковец. Теперь он посетил Москву, повидался с князем Дмитрием, но в обитель Святой Троицы опять не заехал.

Клацнула уличная дверь. По шагам Сергий узнал племянника.

Игумен Фёдор, придерживая подол монашеской однорядки и щурясь со свету, спускался в темноту хлебни. Он уже узнал, что Сергий - здесь, и, ведая обычай своего наставника, не стал ждать его в горницах, но отправился в поваренную клеть. От порога, услышав вопрошание о Дионисии, Фёдор отозвался:

- Не суди строго, отче! Каял он, что не возмог побывать у Троицы, спешил во Плесков с посланием патриарха Нила противу ереси стригольнической!