Светоч русской земли (СИ)

Мысли, по мере того как проходило головокружение, возвращались к суедневному, обегая весь круг монастырских забот. Надо было до ухода в Москву посетить болящих, выслушать Никона - у келаря возникли хозяйственные трудноты с давеча привезённой в монастырь вяленой рыбой, - принять поселян, которым требовался для решения поземельных споров радонежский игумен, выяснить перед уходом, что и кому из братии нужно в Москве. Киноварь и золото нужно переписчикам книг - это он знал. Давеча привезли александрийскую бумагу и пергамент - обитель, по заказу митрополии, спешила восстановить утраченные в сгоревшей Москве хотя бы самые необходимые служебные книги: Евангелия, уставы, требники, октоихи, молитвенники, минеи, над чем теперь трудились иноки почти всех монастырей Московского княжества. Требовалась и иноземная краска, лазорь и пурпур иконописцам, и о том следовало просить князя Дмитрия. Требовались скрута и справа - разорённые набегом Тохтамыша московские бояре всё ещё скудно снабжали монастырь нужным припасом, потому опять не хватало воска для свечей и даже сероваляного крестьянского сукна на оболочины иноков. А братия между тем множилась, ходить же по сёлам собирать милостыню на монастырь Сергий запрещал, считая принос и привоз добровольным даянием дарителей. Троицкой обители не должны были коснуться нынешние речи о мздоимстве и роскоши, якобы процветающих и в монашестве, и среди белого духовенства, повод которым давал глава церкви митрополит Пимен...

Лестница власти должна быть особенно прочной в своей верхней, завершающей ступени. Недостойный князь и, более того, недостойный духовный пастырь могут обрушить, заколебав, всё здание государственности, поскольку народ в безначалии начнут метаться, как овцы без пастыря. Сильные перестанут договариваться друг с другом, слабые лишатся защиты властьимущих, и весь язык перестанет быть единым существом, устремлённым к соборному деланию, но лишь толпой, где у каждого своя корысть, едва ли не враждебная корысти сябра-соперника. Впрочем, об этом предстоит ему на Москве вдоволь говорить с племянником, игуменом Фёдором. Нынче часто стал уже забываться прежний звонкоголосый и ясноглазый отрок Ванюшка, которого он постриг в иноки в отроческом возрасте, и не ошибся в том, и не ошибся, позволив затем уйти из кельи в мир государственных страстей и киновийного строительства. По сану и званию племянник давно уже сравнялся с дядей, а по столичному положению своего монастыря даже и превзошёл Сергия, о чём они не думали, тем более "дядя Серёжа" и нынче был для Фёдора духовным водителем.

Всё-таки после смерти Алексия нестроения начались на Москве. Но не вечен никто на Земле, кроме Господа, и в этой бренности бытия, в вечной смене поколений, передающих друг другу, как дар и завет предков, огоньки духовности, искры того Огня, Которым окружил Себя Спаситель на горе Фавор, в этом и заключена тайна жизни, не дозволяющая замереть и застыть, но требующая от всякого верного неукоснения в земных и нравственных подвигах! "В поте лица своего" - был первый Завет, данный Господом человеку, ступившему на эту Землю из рая небытия и обрекшему себя на ошибки, мудрость и труд, во славу Всевышнего!

Сергий пошевелился, вздохнул и встал. Сотворил молитву. Когда-то он уже и не встанет, и братия с пением заупокойных литий вынесет его ногами вперёд из кельи и предаст земле. Но нынче он ещё не имеет права на успение. Разорённая и ещё не собравшаяся заново Русь, его Родина, надежда православия на Земле, со своим запутавшимся в покорах князем, ослабшая верой в стригольнических спорах, ждала от него нового подвига. И подвиг должен будет вершить он.

Назавтра, оставив в монастыре отдыхать и приходить в себя тверского вельможу, Сергий с можжевеловым посохом и торбой за плечами устремился в Москву.

Глава 3

Там, где обогнувшие остров воды Москвы-реки снова сливаются и, минуя Крутицы, делают петлю в исходе этого пойменного языка, на заливных лугах которого летом высятся ряды стогов и пасутся монастырские стада, стоит Симонов монастырь, в котором хозяином - племянник Сергия Фёдор.