Светоч русской земли (СИ)

Только к утру, когда замолкли, задремав, иноки и замер, то ли уснув, то ли задумавшись, старец, Андрейка Рублёв позволил себе задремать у костра, пальцем касаясь мантии Сергия. Жизнь и творчество есть Любовь, и весь зримый мир сотворён Любовью, а горести, разорения, беды - лишь знаки наших несовершенств и порой неумения воспользоваться свободой воли, данной нам Господом. Ну а смерть - смерти нет, есть вечное обновление бытия. И только величайшим напряжением всех сил зла станет возможно, и то через много веков, поставить этот мир на грань гибели.

Глава 21

На книге, обгорелой на пожаре Москвы и положенной на престол домовой княжеской церкви, и порвался на сей раз союз Киприана с князем Дмитрием.

- Грязна?! - спросил князь, нарушая чин и течение службы. - Грязна?! - повторил князь, возвышая голос. - А что весь град Московский, тысячи мертвецов, дети, жёнки... И черви под трупами... Хоромы, узорочье, добро и книги, что отец мой духовный, Олексий, годами собирал, свой труд прилагая... Дымом и сажей! На тебя! Верил! А ты... Отсиделся в Твери! Выучились бегать у себя тамо, в Византии!.. С кесарем своим!

Евдокия пыталась, уцепившись мужу за рукав, остановить.

- Не-на-вижу! - закричал Дмитрий, отпихивая жену. - Не прощу ему никогда! Кажный мертвяк на совести еговой!

Самое пакостное заключалось в том, что князь был в чём-то прав. (Посидев в лесу с Сергием, Киприан начал лучше понимать русичей.) Но поделать уже что-либо, ведущее к примирению, уже было невозможно. Он ещё пытался, ещё говорил с игуменами, толковал с Фёдором Симоновским... И Фёдор сказал ему:

- Уезжай, владыко, в Киев! И поскорей! Худа б не стало!

А князь... Князь извлёк из узилища Пимена, благо тот был рукоположен в Константинополе, вымолвив жене на её вопрос:

- Хотя бы свой!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

К нему начинали тянуться люди. Люди, впрочем, к Сергию тянулись всегда. Вокруг обители на Маковце множились росчисти, устроились всё новые деревни смердов. Давно исчезли те годы, в которые рослый юноша, ещё только задумывавший о монашеской стезе, пытался и не мог усовестить убийцу и чуть не потерял в те поры жизнь. Давно ушли! Теперь бы он с незнакомым себе человеком заговорил по-иному. И уже старческая строгость, да и это худое лицо в полуседой, потерявшей блеск и пламень бороде, и эти устремлённые внутрь и сквозь глаза не дали бы ошибиться в нём и самому закоренелому грешнику.

Люди шли к троицкому игумену, часами поджидали во дворе обители, чтобы только упасть, прикоснуться, получить благословляющий жест руки...

Авторитет Сергия укреплял власть московского государя.

Власть всегда - страстна и пристрастна. Её укрепление рождает протест ещё не одолённых, вольных сил, и потому без духовной скрепы власть долго стоять не может. А духовность свыше не насаждается. И силой властителя её тоже не укрепить. Силой власти можно лишь уничтожить свечение духовности в людях, сведя жизнь к добывания хлеба насущного, которое никогда не удаётся и не удавалось без того свечения Духа, которое только и позволяет жить, и нести крест, и не губить мир вокруг нас, и не губить себя, вместилище Духа, если есть вера не только во плоть, но и в Дух, не только в тленное, но и в Вечное! Так от Сергия к власти восходил тот Ток, то истечение Света, о Котором говорили и писали оба Григория - Синаит и Палама, вослед синайским старцам первых, учительных веков.

И этот Свет, сперва едва мерцавший на вершине Маковца, стал виден уже далеко окрест. И нынче по оснеженным кое-где дорогам поздней весны привели к нему из Тверской земли, из города Кашина боярина старинного рода, который болел давно и долго, убегал в леса, грыз свои путы и руки холопов, которые ловили и приводили домой раз за разом своего господина, и тут, напоследок, порвавшего цепь уже перед обителью Сергия.

- Не хощу тамо, не хощу! - орал боярин, и этот рёв первыми услышали в обители, до того ещё, как прибежал холоп-тверич, объясняя, кого и зачем они привели к игумену Сергию. - Не хощу к Сергию! Не хощу! - продолжал орать боярин, пытаясь укусить свою дворню. Скоро прибежал и родич больного.

Сергий вышел на крыльцо кельи. Велел братии собираться на молитву, в церковь. Рёв всё не кончался за оградой. Иноки, поглядывая на игумена, пробегали в храм. Многих бесноватых излечивал их наставник, но чтобы так ревел человек, они ещё не слышали.

Ударили в било. Сергий, войдя в храм, облачился. Надел епитрахиль, наручи, пояс и набедренник, сунул голову в отверстие ризы, поданной ему прислужником, и взял в руку тяжёлый напрестольный крест кованого серебра - недавний княжеский подарок. Молитва требовала сосредоточенности. Сосредоточенности требовал и неперестававший реветь вельможа.