Светоч русской земли (СИ)

- Есть-то кто? Четверо? - перебил своего митрополита князь. Подумал, домолвил. - А Фёдора не замай! Муж - праведный! - и опять глянул, напомнив взглядом прежнее. (Смерти Митяя князь Пимену так и не простил.) И по спине владыки, вознамерившегося вознести хулы на своего гонителя, пополз холодок. Вся его власть могла разом обрушиться, если этот муж, хозяин Русской земли, захочет того.

- Баять будешь келейно, особо о литвинах речь веди! Да и выведай! Кабы и этот не сблодил! Помни, откачнёт Великий Новгород в латынскую прелесть - грех на тебе! Не прощу!

- Но Киприан... - начал Пимен.

И опять князь его прервал:

- Когда мыслишь ставить?

- Завтра... По водосвятии! - пугаясь названного срока, сказал Пимен.

Князь опять посмотрел на него, пожевал губами, хотел спросить нечто, но раздумал. Промолвил только:

- У Архангела Михаила? Приду! Всю службу не выстоять мне, недужен. А к поставлению приду! Бояр новгородских приму завтра вечером. Да на угощенье гостей не жмись, тово! Всё княжество обобрал, и всё тебе мало! Попы ропщут!

У Пимена, вознамерившегося попросить денег на торжества, язык прилип к гортани.

- Ступай! - ещё помолчав, сказал князь и в спину выходящему владыке крикнул. - Ублаготвори гостей!

Пимен, выходя, едва не сжал руки в кулаки. Как он сейчас всех их ненавидел! Фёдора, Киприана, князя, для которого он - не глава и не отец духовный, а такой же слуга, как придверный холоп, игумена Сергия, наблюдающего издали за его труднотами и медленной гибелью, фрягов, вконец запутавших его в свои тенета, московскую чернь, епископов, греков, Орду, - и, ненавидя, понимал, что он - ничто, что они не сегодня завтра переспорят его, заставят ехать в Царьград на новое поставление, куда князь не пускает его доселе... Заставят! И что нужно им всем? Почто тиранят, преследуют, почто аз есмь ненавистен хулящим мя? Почто женуть по мне и гонят мя, яко Христа нова?!

И возрыдал, засовываясь в возок.

Глава 13

Пимен уже не владел собой, когда назавтра по ничтожному поводу накинулся с бранью на рязанского епископа Феогноста, пять месяцев тому назад поставленного им во Владимире на рязанскую кафедру. Кричал, угрожая снятием сана, взмахивая посохом, выругав заодно и князя Олега Иваныча, "изменника русскому делу", "льстивого Тохтамышева услужника" и "литовского прихвостня" - чего уж, во всяком случае, говорить не следовало и о чём князю Олегу не замедлили донести.

Феогност Рязанский был и стар и болен. После Пименовой выволочки он ещё крепился весь день, на водосвятии шёл неверными шагами, плохо видя перед собой, едва не упал несколько раз, пока спускался с горы к крестообразной проруби на Москве-реке, края которой были выкрашены в красный цвет. Звучал хор, звонили колокола. Солнце, раздвинув на время облачный покров, озолотило ризы, хоругви и кресты процессии, изливающейся из Боровицких ворот среди разноцветных толп горожан и селян, сошедшихся к водосвятию. И были благость, и красота, и клики, а он шёл, едва переставляя ноги, почти уже под руки поддерживаемый, не видя ничего перед собой. И одолел ветхую плоть, и отстоял службы у Михаила Архангела, и чин поставления новгородского архиепископа Иоанна вынес, хотя и тут в глазах старика мешались и путались лица, кружилось золото риз, костры пламени свечей то вспыхивали, то угасали, и хор то начинал реветь, то стихал и слышался, словно сквозь вату, приложенную к ушам. И, уже отстрадав службу, уже направляясь на пир, запнулся и рухнул вниз лицом.

Он ещё дышал, ещё билось старое сердце, и его, вместо того чтобы не шевелить и дать отлежаться, по распоряжению Пимена повезли в Переяславль-Рязанский, якобы занедужившего, скрывая старика с глаз долой, так боялся Пимен омрачить смертью рязанского епископа торжества на Москве. В Рязань довезли Феогноста уже мёртвого.

И вот тут сказались хулы, изроненные Пименом, сказался, по-видимому, и неприлюдный разговор с князем Фёдора Симоновского. После беседы Сергия Радонежского, склонившего князя к вечному миру с Москвой, мнения и Сергия, и ближайших его сподвижников много значили для Олега Иваныча. Во всяком случае, он первый сделал то, к чему прочие только намеревались приступить: не стал просить о поставлении нового епископа у Пимена как незаконно ставленного, а послал с той просьбой в Царьград к патриарху, чтобы там, в греках, и ставленника нашли на рязанскую кафедру по своему разумению.

Путешествие Пимена в Константинополь весной, по рекам и по морю, с частыми остановками в пути, заняло два с половиной месяца. Гонцы, проезжавшие на сменных лошадях сто - полтораста вёрст в сутки, тратили на весь путь до столицы православия меньше месяца. И, разумеется, не обошлось без подсказки Фёдора, по которой гонец великого князя рязанского должен был в Константинополе или по пути туда встретиться с Киприаном.

Олег, постаревший и сдавший за прошедшие годы, мерил шагами горницу своего терема, много раз возводимого вновь. Сын Родослав засунул нос, осмотрелся. Отец был один, без матери.

- Отче! Князь Митрий не будет зол, что мы пренебрегли Пименом?

Олег посмотрел на сына.