В Москве Фёдор узнал о сряжающемся владычном поезде в Нижний Новгород и что ведёт обоз Иван Фёдоров. Так они встретились с Иваном. Посельскому не пришлось ничего долго объяснять.
- Полагаешь, владыко, как ноне начали Литву в латынскую веру загонять, так надобен нам один митрополит на Русь и Литву? Баешь, Киприан? Был у нас в Кракове, наезжал! Не ведаю, не сробеет опять? Ладно, тебе видней. Сергий-то за ево?
- Сергий за него!
- Ну, тогда... Тово, давай грамоту! Баешь, пискупу Евфросину в руки? Согласит? А в Цареграде как? Патриарх-от кого иного не поставит?
Фёдор подивился ясности мысли этого посельского, впрочем, побывавшего с княжичем Василием и в Орде и в ляхах.
- Не съедят нас католики? - спросил Иван, затягивая пояс, когда уже разговор подошёл к концу.
- С Киприаном - не съедят! - сказал Фёдор.
Иван кивнул. Поверил. Выходя, успокоил Фёдора:
- Грамоту твою довезу и всё изъясню по ряду, не сомневайся, отче! Мне Пимен - нелюб! Мы-то, снизу, видим то, чего и тебе не видать, владыко!
Выйдя на улицу, на яркое, но уже нежаркое солнце, Иван присвистнул, взял руки фертом. Путешествие в Нижний Новгород ему начинало нравиться.
Глава 12
Ростовский архиепископ Фёдор сумел внушить всем иерархам, ставленным Пименом, что их поставление незаконно и потому недействительно, ибо прежним соборным решением Пимен лишён должности и права на владычный престол, а значит, и права ставить кого-либо на епископию или возводить в сан не имеет. С тем вместе добился Фёдор и другого - ненависти митрополита Пимена, который, не будь у Фёдора и княжеской и константинопольской защиты, давно бы расправился с ним. "Своими руками задушу!" - бормотал Пимен, выслушивая о новых пакостях ростовского архиепископа, о ропоте клира, растущих сомнениях епископов, решая то не взирать, то отомстить Фёдору, даже и с помощью наёмных убийц. То кинуться в Константинополь и купить у греков право на владычный престол, а уж потом... "Сам же, пёс, мной ставлен! И сам тогда права не имеет на Ростовскую епископию!" Утешение было, однако, маленькое, ибо, и отрешённый от кафедры, Фёдор оставался бы игуменом неподвластного Пимену, ставропигиального монастыря.
Князь, выслушивая жалобы и упрёки Пимена, молчал, мерил его взглядом, кивал головой, иногда возражал:
- Без моей воли иного владыку на Русь не поставят!
И это было правдой. Пимен мог рассчитывать усидеть на владычном престоле, доколе великий князь остаётся в живых. Княжич Василий покумился в Литве с Киприаном, и стоит князю Дмитрию умереть... Что делать?! Генуэзцы, с которыми он тайно встречался, отводили глаза, бормотали о несогласиях в Риме, о том, что нынче в Константинополе опять в силу вошли схизматики, и потому... Как он их ненавидел, этих своих тайных покровителей и явных врагов, чающих уничтожить освящённое православие! И порвал бы, и бросил бы... Но взятое в заём и доселе не возвращённое серебро, но страх разоблачения и тогда гнев великого князя... Стискивая мускулы лица, давя из сошедшихся в щелки глаз слезу, сжимая кулаки и весь наливаясь кровью, Пимен думал и не мог ничего придумать, кроме того чтобы отринуть от себя попечение о литовских епархиях, на которых сидел Киприан, отдать их в руки католиков и хоть так обеспечить себе покой...
А время шло, и подкатывали владычные дела, пренебрегать которыми он не смел, боясь остуды великого князя.
***
Дмитрия беспокоили новгородские смуты. Тем более что литовские князья опять рвались наместничать в Великом Новгороде. И потому следовало поспешить с поставлением нового новгородского архиепископа. Поспешить, пока этого не сделал Киприан, поспешить, пока новгородцы не отреклись от Пимена и не послали своего архиепископа ставиться в Царьград, к патриарху.
Поэтому Иоанн, новый новгородский ставленник на владычный стол, был вызван в Москву ещё в канун Крещения, были вызваны и многие епископы. Приехали, однако, четверо: Михайло Смоленский, Феогност Рязанский - ветхий старец, ставленный Пименом, так же как и Михайло, и потому посчитавший для себя обязанностью прибыть в Москву на торжества, да ещё подручные, тутошние Савва Саранский и Данило Звенигородский. Ни Фёдора Ростовского, с которым у Пимена началась брань без перерыву, ни суздальского, ни черниговского епископов не было. Не было никого из Твери.