Светоч русской земли (СИ)

Сергий мановением руки велел Фёдору встать и сесть на лавку. Забытое, детское, промельком прошелестело в келье, увлажнив взор ростовского епископа. Пока дядя не перешёл в Тот мир, ему было к кому прислониться мысленно, и это не зависело ни от сана, ни от успехов Фёдора, это было нерушимо и в нём, и здесь. Перед ним был наставник, святой уже при жизни, и потому никакие должности, звания, чины, власти, силы, богатства не имели здесь значения. С улыбкой нежности обнаруживал он теперь знакомые с детства каповые резные, дядей измысленные - тарелку, потрескавшуюся от старости, братину, обгоревшую с одного бока, сточенный рабочий нож... "Дядя Серёжа" был всё тот же, и то же было вокруг него. Тот же набор орудий и посуды продолжал находиться в этой келье, из которой вору при всём желании нечего было украсть. И вместе с тем столько было во всём этом значительного, того, что врезается в память на всю жизнь!

Лицо Сергия тронула изнутри улыбка. Он ведал, что творится с Фёдором.

- Ныне не возмогу представить себе, что купал тя дитятей в корыте! - сказал он. И острожел лицом. - Патриарх Нил вскоре предстанет пред Господом. Чую так! Но изъяснить этого иерархам не смогу, - отверг он невысказанный вопрос вскинувшегося Фёдора. - Думай, сыне, кто из епископов будет против Пимена? И кого возможешь уговорить?

- Пимен ставил Феогноста на Рязань, Савву - на Сарай, Михайлу - на Смоленск и Стефана Храпа - в Пермь...

- И Фёдора на Ростов! - подсказал Сергий. - Храп далеко, а Михайло...

- Хоть он из моей обители, а чую - отойдёт посторонь!

Сергий кивнул. Он о Михайле был того же мнения. Досказал:

- Но и биться за Пимена не станет!

- Дебрянский и Черниговский епископ Исаакий будет за Киприана. Данило Звенигородский... От сего зависит многое! Отче, не смог ли бы ты...

- Ладно. Днями у меня будет княжич Юрий. Через него передам весть владыке! Прошаешь, смогу ли уговорить такожде рязанского епископа? Того не ведаю. На вряд! И вот ещё что: прочие епископы решат, как решит суздальский владыка Евфросин. Ставился он в Царьграде, у патриарха Нила. На Киприана у него заноза немалая - покойный Дионисий! Возможешь убедить его, сыне, - убедишь всех!

Сергий откинулся в самодельном креслице, прикрыл глаза. Дальнейшее, как понял Фёдор, зависело только от него. Он склонился под благословляющей рукой наставника. Сергий коснулся всё ещё буйных волос Фёдора.

- Седеешь! - сказал, почувствовав в этот миг, что и век Фёдора недолог на этой Земле. Они все отходили, уходили, со своими страстями и вожделениями, со своим терпением и мужеством, и, уходя, торопились доделать позабытое, передать иным, грядущим во след, своё наследие устроенным и завершённым. Фёдор припал губами к руке Сергия, и опять он был Ванюшкой, который просил отца отвести его в монастырь, к "дяде Серёже", обещая делать всё просимое и потребное, не боясь и не чураясь ни болящих, ни усопших... Выдержал ли он искус? Исполнил ли своё детское обещание? И вот теперь наставник снова призывает его к подвигу! Благослови меня, отче, перед трудной дорогой!

А Сергий, проводив Фёдора, продолжал сидеть, прикрыв глаза. Думал. Всё было правильно! Русскую церковь нельзя было оставлять убийце, сребролюбцу и взяточнику, способному погрузить в угнетение Духа всю митрополию. Русский народ ещё недостаточно твёрд в вере, чтобы подобные иерархи не способны были ему повредить! Ожесточев лицом, он открыл глаза. Всё было правильно! И он, некогда предсказавший смерть Митяю, теперь разрешил войну против его убийцы. Ради единства русской митрополии. Ради единства Руси! Ради того, чтобы латины не двинули киевских и галицких русичей на русичей Владимира и Москвы. Ибо только в раздрасии и может погинуть Русская земля. Единую, Её не победить никому. Время неверия и тьмы, время угнетения Духа кончается, кончилось! Осклизаясь, падая и снова поднимаясь с колен, Русь идёт к новому подъёму своего величия и славы. И он, мысливший, что мир с Олегом Рязанским будет последним мирским деянием его перед близкой кончиной, должен, обязан снова препоясать свои чресла на брань. Тем более что князь Дмитрий не понимает сего и не приемлет Киприана. И потому труднота нынешнего деяния возрастает многократно. И его могут заклеймить как смутителя и даже отступника Заповедей Христовых. Поскольку и действовать он будет ныне не сам, но руками Фёдора... Но... Никто же большей жертвы не имет, яко отдавший душу за други своя!

Он пошевелился в креслице, намереваясь встать. На звоннице монастыря, призывая к молитве, начал бить колокол.

В Ростове Фёдор пробыл не более двух месяцев. Даже на то, чтобы побывать в родовом, ныне запустевшем селе деда, не нашлось времени. Справив необходимые дела, укатил в Москву.