- Помни, Ляпун, - сказал он, - утром тебе надо быть у священника и покаяться в своих грехах!
Ёрш распластавшись по стене, моргая, с удивлением и страхом смотрел то на Варфоломея, то на угрязший в колоде топор. "Почто не убил?" - казалось, говорил его взгляд.
- Помни, Ляпун! - сказал Варфоломей, нахлобучивая шапку на голову. Рывком открыв дверь, Варфоломей вывалился в темень ночи, на холод и мороз, сошёл по ступеням и, не обращая уже внимания на беснующегося пса, зашагал прочь.
Ноги повели его к дому, но на середине пути он остоялся, чувствуя озноб и колотьё в теле, и повернул назад. Показываться матери в этом виде было нельзя. Петляя по тропинкам, поскальзываясь и почти падая, Варфоломей добрался до избушки костоправки Секлетеи и уже тут, почти теряя сознание, плёл что-то, пока старуха, ворча, стаскивала с него окровавленный зипун с рубахой, осматривала и обмывала рану на голове, жуя морщинистым ртом и покачивая головой.
- Эдак-то и не падают, парень! Туточка без топора не обошлось... Ну, молци!
Лёжа ничком, уже в полусознании, он чувствовал, как Секлетея возится над его раной... Домой он прибыл уже перевязанный, в чужой рубахе, в кое-как обмытом от крови зипуне.
Стараясь не показываться на глаза матери, пробрался в темноте в угол, на своё место, и, прошептав: "
Скрыть свою рану ему не удалось, хотя о том, что совершилось, он никому не проговорился.
- Упал затылком о топор! - Вот и всё, что из него выудила мать.
Вызвали лекаря с наместничьего двора, он рану промыл и зашил.
А потом он лежал горячий и безвольный, и кружилось, и плыло перед глазами, и плакала мать, и Нюша прибегала и сидела рядом, вздрагивая от слёз и трогая его воспалённое лицо, и ему было хорошо от её касаний и от страха за него.
На все вопросы о том, что с ним произошло, Варфоломей или повторял первую пришедшую в голову ложь, либо отмалчивался. Кажется, только Стефан и догадался, в чём - дело. На третий или четвёртый день кто-то из холопов принёс весть, что исчез колдун, Ляпун Ёрш.
Заколотил дом и пропал. Варфоломей со Стефаном разговаривали. Первый - лёжа, второй - сидя на краю постели брата.
Варфоломей умолк и насторожил уши. Подняв глаза, он увидел взгляд Стефана и отвёл глаза.
- Это ты его... довёл? - спросил Стефан, осмотривая перевязанную голову брата. Варфоломей смолчал. Стефан задумался, ссутулив плечи.
- С такими по-христиански нельзя. Тут нужна власть, закон. Иного не понимают. Тёмные -
они!- А как же первые, христиане, обращали язычников? - спросил Варфоломей.
- Там иное! Как же можно сравнивать: неведение
- Я упал... - сказал Варфоломей.
- Ну, дак не падай больше! - сказал Стефан, обрывая разговор. - Мать исстрадалась!
Впрочем, пролежал Варфоломей недолго. А Ляпун пропал из Радонежа, и до времени о нём не было слышно.
Глава 7
Мать как-то обмолвилась, сидя за шитьём.
- Скорей бы Стефана оженить, да и вас с Петром тоже! Мы с отцом - старые уже, уйдём в монастырь. Дом без хозяйки - сирота!
- Я, мамушка, о женитьбе не думаю! - сказал Варфоломей. - Хочу послужить
Мария посмотрела на него и перекусила нитку.
- Гляди, сын! В монастыри уходят больше в старости, к покою, опосле мирских трудов... - Подумала, помолчала и добавила. - Ну, как знаешь, не неволю.
О женитьбе Варфоломей не думал. Он рос, вытягивался, становился шире в плечах, огрубело лицо, явилась юношеская, проходящая к мужеству, неуклюжесть. Но всё уходило в силу рук и в пытливость ума.
И Нюше он отвечал чистосердечно, когда она, подсаживаясь к нему, смотрела, как Варфоломей ладил по просьбе девушки берестяную коробочку для иголок и ниток, и заглядывала, и касалась его плечом, и пальчиками трогала руки юноши, удивляясь, как он такими большими пальцами выплетает и узорит такую крохотулю? И, поглаживая его, спросила:
- Правда ли, что ты пойдёшь в ченцы?
Варфоломей, действуя кочедыгом, кивнул головой:
- Да!
Нюша нахмурила бровки, замерла и стала ластиться:
- Расскажи чего-нибудь! - попросила она. И он, не отрывая глаз от дела, начал рассказывать: про египетских старцев, Герасима и льва, девушку, прожившую неузнанной в мужском монашеском платье, про Алексея
- Бежим играть в горелки!