Светоч (СИ)

— Офицер Бауэр, что за цирк? Под дурака косить надумал? Не поможет.

— Что с Эрлихом? — Вильхельм упрямо продолжал называть светоча по имени — покатать на языке напоследок.

— Руку он сломал, — подвигая к койке стул и усаживаясь, сообщил командир. — И отшиб все, что при катапультировании отшибается. Вы как заговоренные, честное слово! Особенно ты, Бауэр. Ты даже не сломал ничего. Мне сейчас доложили — у тебя только синяки на жопе… вроде еще головой ударился. Но это не беда. Голова у тебя крепкая.

— И что теперь? Трибунал?

— Не знаю, — в тоне командира проскользнуло сочувствие. — Не знаю, Бауэр. Светоча нашего ты из рядов браслетчиков исключил. Руку ему погано раскрошило. Вряд ли он после больницы заклинания кидать сможет.

— Трибунал, — сам себе подтвердил Хельм.

То, что он остался цел и невредим, усугубляло ситуацию. Головой ударился… какой пустяк! А вот Эрлих… Эрлих, которого лишил равновесия мимолетный провал магии, наверняка взбесится, узнав, что катапультирование из флаера отняло у него право творить заклинания навсегда.

— Поживем — увидим, Бауэр. Пока распоряжений взять тебя под стражу не было. Идет следствие. Подождем выводов.

Выводов Вильхельм ждал в тоскливой, наполненной скверными видениями полудреме. Ему мерещился укоризненный взгляд светоча, чудилось щекотное покалывание магии, заставлявшее отниматься и холодеть руки. Мысль о неизбежном трибунале уже не пугала — пусть судят, пусть вешают, только бы помогли забыть о том, что он сделал Эрлиха калекой.

Когда командир объявил, что его представили к Серебряному кресту и наградили премией за хладнокровие, выдержку, профессиональный расчет и принятие верного решения в чрезвычайной ситуации, Хельм решил, что это какая-то мистификация. Но поздравления принял — и от командира, и от врачей, и от посетивших палату сослуживцев. На вопрос: «А правда, что светоч тебя личным пилотом сделать хочет?», он пожал плечами и честно ответил:

— Не знаю. Вряд ли… зачем ему это?

В следующие дни он размышлял: мог ли Эрлих распорядиться о награждении и рассказать всем о его назначении личным пилотом для отвода глаз? Для того чтобы потом, когда все поуляжется, вывезти его куда-нибудь на берег озера и убить лично. Ну, или при помощи Юргена.

Версия была сомнительной. На берег можно вывезти, и не награждая. Светоч бы не стал тратить столько сил, чтобы продемонстрировать всем, что он не сердится на искалечившего его пилота. Или стал бы?

Вильхельм совсем запутался и решил больше не думать вообще — попросил у врачей пару сборников кроссвордов, получил, и погрузился в отгадывание слов. Он старался изгнать из мыслей не только Эрлиха, но и колкий вопрос: «У кого могло хватить власти, чтобы выслать с Альфы на Руду четыре флаера-перехватчика и заглушить связь?». Ответ ему не нравился, и он повторял себе: «Не моего ума дело. Не моего ума дело, сами разберутся».

А потом — на тумбочке даже стопки кроссвордов скопиться не успело — события завертелись с удивительной быстротой. Император принял отставку принца Рудольфа. Армия — и сам Хельм — присягнули на верность новому главнокомандующему принцу Эдварду. А потом…

— Тебя вызывают на Кеннор, — явившийся в палату командир впился в лицо Вильхельма цепким взглядом. — Покрасоваться перед прессой. И не только… скажи мне, Бауэр, чем ты мог заинтересовать Эрлиха? До такой степени, что он назначает тебя личным пилотом и устраивает обследование в столичной больнице? Что я в тебе такого не приметил, а?

«Неужели догадался о донорстве? Я же все-таки не один такой в Корпусе… вроде бы. Из моей группы еще трое зачет на «отлично» сдали, я точно знаю».

Надо было снимать подозрения с себя и со светоча, уводить командира подальше от опасных гипотез, и Хельм набрал воздуха в грудь и ляпнул:

— Ну, я это… понравился ему. Он собирался… ну… особые услуги. Но сначала муха в кашу влипла, а потом нас сбили.

— Бауэр… — нахмурился командир. — Ты ему понравился? Ты соображаешь, что говоришь? Да кто ты такой, чтоб принцу нравиться? Или у тебя в ушибленной голове все так перемешалось, что охота выдать желаемое за действительное?

— Он мной заинтересовался в сексуальном плане, — заупрямился Вильхельм, не желая сдавать выгодную позицию. — Он меня трогал руками. Руку на плечо клал. И сказал, что у меня красивые глаза.

— Бауэр…

— Да. А еще он сказал, что у меня ресницы длинные и как будто накрашенные.

— Бауэр… — ошеломленно пробормотал командир. — Я тебя восемь лет знаю. Ты такое придумать не мог. Ты вообще врать не умеешь. Неужели ты ему и правда приглянулся? Что творится-то… кошмар.

— Почему — кошмар? — обиделся Хельм.

— Да не в тебе лично дело, успокойся. Просто поражаюсь тому, как его на дворняжек тянет. Ладно… примем за рабочую версию. Но ты, Бауэр, много о себе не воображай. Ресницы — ресницами, а свое место помнить надо.

— Я помню, — заверил Хельм. — Подождать, пока два раза не прикажет. Прямым текстом. После второго можно снимать штаны или открывать рот — что потребуется.

— Умница, — кивнул командир. — Действуй по инструкции, и будешь жить без всяких проблем. Долго и счастливо.