Светочи Чехии

Он опустился на колени и погрузился в горячую молитву, незаметно перешедшую в экстаз. Страстным порывом душа поднималась над земной юдолью и уносилась в те далекие области, где предвечно царит гармония, и где она погружается в самый источник неисчерпаемого милосердия Божеского.

Но смелый полет к Небесному Отцу утомляет дух человека, пока на нем тяготеет грубая оболочка плоти: он падает с надзвездной выси, истощенный напряжением.

Гус чувствовал, возвращаясь к земному, как мало-помалу гаснет лучезарная ясность „ того ” мира, а кругом восстают стены тюрьмы; сохранилось лишь снизошедшее на него спокойствие.

Он глубоко вздохнул, выпрямился и ощупью, – лампа погасла за это время, – побрел к своему ложу. Вдруг его внимание привлекло легкое потрескиванье, и он с удивлением заметил в нескольких шагах перед собой беловатое, испещренное искрами облако, которое кружилось, росло и расплывалось, озаряя тюрьму блестящим голубоватым светом и распространяя вокруг нежное, свежее дуновение. На этом светлом фоне стала затем постепенно вырисовываться высокая фигура человека в священническом облачении византийского покроя; в руках он держал крест и евангелие.

Лицо видения было величественно и строго, но глаза смотрели кротко и любовно. Весь его образ был плотный, жизненный и, забывая, что неведомый посетитель мог быть лишь гостем из потустороннего мира, Гус прошептал:

– Кто ты, почтенный старец?

Глубокий, словно издалека донесшийся голос ответил:

– Я тот, который первый внес божественный свет Евангелия на твою родину и чей прах покоится в Велеграде. Каждый сын этой земли – духовной моей дочери – близок моему сердцу; тебе же, умирающему за истину и слово Божие, я пришел сказать: будь тверд и не страшись ни горестей земных, ни мук телесных. Переход к новой жизни – мучителен, но краток, зато сладостна награда. Мое присутствие и молитва поддержат тебя.

Видение стало бледнеть, таять и, наконец, совсем исчезло. Но Гус не видал уже, как погас свет и кругом снова воцарилась тьма, – он молился, припав лицом к земле, благодаря Господа и апостола своей отчизны за ниспосланное откровение.

Ни смущения, ни страха не было в его душе; он чувствовал себя бодрым и вооруженным мужеством на великое, последнее испытание…

Глава 8

В субботу, 6 июля, уже с утра народ толпился вокруг костницкого храма. В этот день ожидался приговор над Гусом, торжество предстояло отменное и собрало массу зевак.

Ожидание не были напрасны. Епископы и даже простые прелаты прибывали в роскошных одеяниях; за ними следовали облеченные в пурпур кардиналы, верхом на богато убранных конях, окруженные рыцарями, пажами и духовной свитой. Проследовали посольства разных народов, принцы, герцоги и иные владетельные особы и, наконец, прибыл Сигизмунд, в сопровождении высших сановников империи.

Внутренность храма выглядела торжественно. На возвышенном троне, в императорской мантии, восседал Сигизмунд, а вокруг него стояли: курфюрст Людовик баварский – с державой в руках, Фридрих, бургграф нюренбергский – со скипетром, герцог Генрих баварский – с короной, и венгерский магнат, – с мечом.

Масса прелатов, сановников и рыцарей, в пышных, разноцветных одеждах, образовали вокруг трона блестящую, пеструю рамку.

Посреди храма был воздвигнут деревянный помост, а наверху, на столбе, красовалось полное священническое облачение.

Во время богослужение стражники доставили Гуса, подержали его пока у входа, в притворе, дабы присутствие „гнусного” еретика, не осквернило священнодействие, после окончания которого епископ лодийский взошел на кафедру. Тогда ввели узника и поставили у помоста. Гус пал на колени и тихо молился во все время проповеди, говорившейся на слова апостола Павла: „ да упразднится тело греховное” и отличавшейся необыкновенной жестокостью. Оратор заклинал императора довершить свое дело и без милосердия истребить ересь и еретиков. После такого чисто „христианского” обращения, епископ прочел постановление собора, созванного и вдохновленного Духом Святым, – приглашавшее всех присутствовавших, под опасением проклятия и тюремного заключения не нарушать тишины никаким изъявлением чувств, словом, рукоплесканием, ни всяким иным телодвижением.

Затем встал Генрих Иирон, синдик собора, и потребовал от его имени осуждение Гуса и его писаний.

Несчастный обвиняемый был теперь введен на помост и поставлен на виду у всех. Началось чтение обвинительного акта, содержавшего преступные статьи Виклефа и другие, извлеченные из сочинений Гуса, а также изложение показаний свидетелей, причем не забыто было и бессмысленное обвинение в том, что будто Гус выдавал себя за 4-е лицо Троицы.

Слыша это сплетение лжи, извращенных толкований и ненавистью дышавших наветов, несчастный пришел в отчаяние, хотел протестовать, оправдаться, но кардинал Забарелла прервал его и строго приказал молчать. Тогда Гус опустился на колени и стал громко молиться за врагов, вручая судьбу свою Небесному Судье, но это вызвало у присутствовавших только смех и глумление.