В том же письме Кох обвинил лидера «Гусинского» НТВ телеведущего Евгения Киселева во лжи и в том, что Киселев избегает встреч с ним уже несколько месяцев. В стилистически выдержанном тексте, концептуальная часть которого может быть адресована почти любому либералу, в том числе и ему самому, Кох справедливо вопрошал: «Вы говорите, что служите свободе слова. Но разве ей можно служить ложью? Вы говорите, что защищаете права журналистов. Но разве кто-нибудь на них покушается? Хотите я скажу, чего вы боитесь? Вы боитесь правды. Вы боитесь, что журналистам НТВ станет известна правда. Поэтому вы изолируете от меня журналистов».
Кох, как обычно, стилистически блестящ, – и искренне не понимает, что говорит не только о журналистах олигархического телеканала, но и себе самом: «Правильная и справедливая борьба не может быть стилистически позорной. У вас пропал стиль. Это начало конца. Этот ложный пафос. Эта фальшивая пассионарность. Это фортиссимо. Надрыв. Это все – стилистически беспомощно. Флаг из туалета… Это просто плохо. Плохо по исполнению. Это бездарно. Бетховен, сыгранный на балалайке, – это не Бетховен. Какая гадость эта ваша заливная рыба. Киселев на операторской лестничке, произносящий гневную филиппику лоснящимися от фуа-гра губами. Визг. Как железом по стеклу. Пупырышки. Я это чувствую. А вы? Надо взрослеть. Надо стать. Надо проветрить. Проветрить. Помыть полы. Отдохнуть. Своим враньем вы оскорбляете мой разум». (Последняя фраза, заимствованная из «Крестного отца» Марио Пьюзо, похоже, так понравилась Коху, что он использовал ее и в дальнейших своих филиппиках.)
Открытый эфир не состоялся; благодаря открытому письму Кох через день после своего избрания добился всего лишь бесплодной встречи с журналистами НТВ, которая продолжалась 2,5 часа и сопровождалась взаимными оскорблениями (Кох, например, назвал Киселева трусом и вновь лжецом; сложно поставить ему в вину то, что, по всей видимости, было простой констатацией факта).
Надо сказать, что Кох стремился к компромиссу и сформировал на совете директоров НТВ согласительную комиссию для переговоров с «Гусинскими» журналистами, – но та, возможно, в силу органической неспособности Коха воспринимать чужие мнения, а возможно, из-за выполняемой им задачи просуществовала лишь один день.
Основным инструментом убеждения журналистов в своей правоте, насколько помнится, было обещание Коха вдвое повысить им зарплату (при том, что на «гусинском» НТВ зарплаты и без того были весьма высоки). Многих согласившихся на это затем увольняли, а оставшиеся характеризовали свое положение «под Кохом» как «работу до первого инфаркта»…
В июне наступила очередь «Эха Москвы», но здесь Кох потерпел поражение: будучи в июне 2001 года избран в состав его совета директоров как представитель «Газпрома», он уже через два дня он вместе с руководителем последнего Рэмом Вяхиревым и Александром Резниковым заявил о своем выходе из совета директоров. Объяснение пресс-секретаря «Газпром-Медиа» было туманным: решение, мол, принято «в знак солидарности с гендиректором „Эха Москвы“ Федутиновым, не прошедшим в Совет директоров (надо полагать, от редакции „Эха“ –
В сентябре Кох пытался было запустить на НТВ собственное телешоу под характерным для него названием «Алчность», но после первых трех выпусков уступил его другому ведущему под предлогом занятости, – а уже 12 октября ушел с должности гендиректора «Газпром-Медиа», обвинив своих благодетелей из руководства «Газпрома» в неких «подковерных интригах». Через месяц после терактов в Нью-Йорке это событие не привлекло внимания.
Неотвратимое выпадение из контекста
Кох настойчиво пытался остаться на плаву, – и в конце февраля 2002 года заксобрание Ленинградской области избрало его членом Совета Федерации. Но фигура была слишком одиозна, и практически сразу же прокурор области Прокофьев и депутат заксобрания Петров через суды потребовали признать избрание Коха недействительным в связи с процессуальными нарушениями. Прокуратура представила суду налоговую справку, по которой Кох представил при своем избрании не только не полный, но еще и неправильно оформленный отчет о налогах. После трехдневного разбирательства в суде в середине марта суд был отложен до 10 апреля, и Кох сдался, в конце марта отказавшись от вожделенной должности.
Но в своем заявлении он ссылался уже не на процессуальные нарушения и неточно оформленную справку, а на «слухи о якобы заплаченных парламентариям деньгах», то есть о взятке, якобы полученной депутатами заксобрания за поддержку его кандидатуры, – что, учитывая его репутацию, представляется значительно более правдоподобной гипотезой.