Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Выражая скорбь и сочувствие американцам после теракта в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, Кох вдруг запнулся и без всяких провокаций и наводящих вопросов журналиста задумался над тем, почему же, когда незадолго до того в Москве взрывали дома, у него не было такого сопереживания и такого чувства сопричастности, хотя он в то время находился в Москве. И, искренне задумавшись над этим логическим противоречием, он не менее искренне нашел ответ: просто в Нью-Йорке у него «все улочки родные». А в Москве – нет, и для либерала это нормально.

Точно такое же даже не сознательное игнорирование, а органическая неспособность воспринимать чувства других людей проявляется у Коха и в индивидуальном общении с людьми. Показательна попытка его интервью с Оксаной Робски, приобретшей на короткое время известность несколькими романами о жизни сверхбогатых «новых русских». Подметив ряд психологических и фактических неточностей в её писаниях, Кох пришел к выводу, что она никогда не жила на Рублевке, но явно что-то видела и, скорее всего, является подругой кого-то из рублевских дам, старающейся стать при ней приживалкой. И любезно поведал гостье рублевское прозвище таких, как она, – «жаба».

Робски возмутилась и в гневе ушла, оставив Коха, по его словам (но в этом ему веришь), в полном недоумении: он действительно не мог понять, за что на него было обижаться, когда он умно и эрудированно сказал женщине в лицо то, что, по всей видимости, оказалось правдой!

Одним из важнейших для понимания российских либералов представляется разговор, опубликованный «Форбсом» в августе 2010 года. Не кто-нибудь, а Авен обвинительно заявил Чубайсу и Коху, оправдывавшим залоговые аукционы: «Это полбеды, что вы продали эти предприятия дешево. Так этими аукционами вы сломали представления о справедливости! Вот это – беда.»

Чубайс ответил: «Какая трагедия: мы сломали представление о справедливости, которое жило в голове у Авена. Так я это переживу. А представление у справедливости у народа мы сломали еще ваучерной приватизацией. Алик, скажи ему…»

И Алик сказал – главное: «Расставание с советским культом справедливости, Петя, это была плата за рыночные реформы. И за приватизацию, в частности».

«Рыночные реформы» в современном либеральном сознании возведены в самоцель, в культ, насколько можно понять, именно потому, что для либеральных реформаторов они являются простым синонимом личного обогащения и личной власти. Используя этот термин или читая его в высказываниях либералов, не стоит забывать его содержательный перевод.

И, глядя на либеральных реформаторов, даже удалившихся от дел и наслаждающихся отдыхом, часто милых и благообразных, совсем не похожих на гитлеровских мясников или безумных маньяков из фильмов ужасов, не стоит забывать, что эти люди сделали с нашей страной и со всеми нами.

И что они еще хотят сделать – и сделают обязательно, если их не остановить.

Не случайно в один из Дней памяти и скорби Кох заверил нас, что гитлеровский план нападения на Советский Союз и массового истребления нашего народа был не более чем планом «превентивного упреждающего удара, и что Сталин хотел напасть на Европу, а Гитлер его опередил, это был акт отчаяния со стороны Германии».

Кох с пафосом вопрошал (и при каждом удобном случае, похоже, вопрошает до сих пор): «Зачем бессмысленно контратаковали под Москвой? Почему не оставили стратегически абсолютно не важный Ленинград?»

Не далее как в июне 2015 года во Львове он воодушевлял приунывших свидомитов: «Терпите и дождетесь развала России».

Похоже, Кох возложил цветы на могилу Бандеры и разрекламировал это действо в соцсетях не только чтобы больнее оскорбить ненавидимые им страну и народ и еще раз упиться пьянящим чувством безнаказанности, но и в силу своей глубокой близости с выродками, вбивавшими гвозди в головы людей, распиливавших и сжигавших их заживо, насиловавших и убивавших детей на глазах матерей.

Просто он истреблял нас по другим методичкам, – и гордится своей эффективностью.