Козырев
Андрей Угодник: убежденный предатель родины?
Много лет назад, в середине «нулевых» на одном из приемов ко мне подошел человек со смутно знакомым лицом и, вежливо поздоровавшись, оглушил меня изысканно выраженной просьбой никогда о нем не вспоминать. Обещание далось тем более легко, что я действительно, несмотря на все усилия, никак не мог его вспомнить; когда же окружающие подсказали, что это был Козырев, ельцинский Министр иностранных дел, казавшаяся поначалу столь странной, неожиданной и нелепой просьба стала органичной и естественной.
Однако этим летом персональный пенсионер из Майами Козырев, дождавшись кончины Е.М. Примакова, сам напомнил о себе – и так, что выполнить обещание «не вспоминать» его стало уже невозможно. В статье в «Нью-Йорк Таймс» призрак из либерального склепа фактически обвинил Россию в ядерном шантаже Запада и призвал его к вмешательству во внутренние дела нашей страны (разумеется, исключительно в виде «помощи» российскому народу, когда он «снова поднимется с колен», и «твердости» «в восстановлении территориальной целостности Украины»).
Слесарь из Брюсселя
Козырев родился в 1951 году, еще при жизни Сталина, в Брюсселе, где его отец-инженер работал в советском торгпредстве.
По всей видимости, родители четко сориентировали его на возвращение на «загнивающий Запад»: по возвращении в Москву он учился в испанской спецшколе. Это был умный выбор: среди носителей английского языка как наиболее широко изучаемого наблюдалась серьезная конкуренция, немецкий и французский в мире были не очень сильно распространены, а испанский давал наилучшие перспективы в силу своей сравнительно малой распространенности в Советском Союзе и большой – в мире.
Возможно, свою роль сыграла и сравнительная легкость изучения – недаром сам Козырев говорил о себе в момент поступления в институт как о человеке «без серьезных знаний» (его успехи в учебе характеризуются, например, тем, что выпускник испанской спецшколы не упоминал в последующем о владении испанским языком, ограничиваясь английским, французским и португальским).
Поступить в институты, готовящие специалистов для отношений с зарубежными странами, было непросто: помимо характеристики от партийных органов, надо было выдержать еще серьезный конкурс, в котором у молодого Козырева (если верить его словам) просто не было шансов.
Выход был найден элегантный: после школы Козырев пошел на завод «Коммунар» слесарем-сборщиком. Оборонный характер завода гарантировал защиту от армии, рекомендацию давали не тщательно проверявший кандидатов райком партии, а парторг цеха; само же поступление в «идеологически значимые» вузы осуществлялось почти автоматически – вне конкурса, на классовой основе, по «рабочей квоте».
Высоко котировавшийся в те времена и не предъявлявший слишком высоких требований к студентам Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы, где обучалось множество иностранцев, оказался недоступен Козыреву из-за секретности, и он, кокетничая, рассказывал, что поступил в МГИМО, лучший вуз страны, фактически вынужденно, из-за сочетания секретности, партийной рекомендации и отсутствия знаний.
В ходе учебы не блистал, но на четвертом курсе вступил в КПСС, а по окончании МГИМО попал в МИД, – по собственному признанию, по блату: «был канал, через который меня вытащили из (общего –
В МИДе карьера Козырева развивалась уверенно и методично: с 1974 по 1990 годы он, пройдя все административные ступени, поднялся с должности референта до начальника Управления международных организаций МИД СССР.
Женился на дочери кадрового дипломата, который со временем стал заместителем Министра.