Светозарные гости. Рассказы священников

Отпустив денщика и немного успокоившись, Милонов опять услышал прежний голос из-за печки и перекрестился. Голос мгновенно замолк. Это произвело на полковника сильное впечатление. Невольный ужас напал на него, и он решил изменить свою жизнь, навсегда покинуть мир и провести оставшиеся дни в покаянии и молитве…

Он тут же подал в отставку, снял блестящий гвардейский мундир, надел простой овчинный тулуп и в нем пешком пошел в Киев с намерением поступить для покаяния в Киево-Печерскую лавру. Лаврское начальство, увидев полковника в простом тулупе, не захотело принять его в число своей братии и попросило Милонова лично явиться к Киевскому митрополиту с просьбой о его зачислении в монастырь. Митрополит очень удивился, увидев перед собой полковника в нищенской одежде. Но когда Милонов откровенно рассказал ему о том, что с ним случилось и о своей прежней жизни, митрополит посоветовал ему не оставаться в Киево-Печерской лавре, обители шумной и городской, а лучше отправиться в пустынную Глинскую обитель к старцу игумену Филарету и под его опытным руководством подвизаться там в спасении своей души.

Милонов так и сделал. Он пришел в Глинскую пустынь, рассказал игумену Филарету о себе и был принят им в число братии. Но так как его старушка мать еще была жива и он отдал ей свою военную пенсию, то чтобы не потерять ее и не оставить свою мать в нужде, он не стал официально принимать монашество, но жизнь проводил строго подвижническую. Милонов пережил игумена Филарета и уже при его преемнике, игумене Евстратии, блаженно почил о Господе в той же Глинской пустыни, оставив после себя добрую память истинного подвижника и верного раба Христова.

Прозрение

Рассказ графа М. Толстого

Я возвращался в Москву из Нижнего Новгорода. На железнодорожном вокзале какой-то маленькой станции я увидел монаха, внимательно читавшего книгу, по-видимому, молитвослов. Когда старец окончил чтение и закрыл книгу, я подсел к нему, познакомился и узнал, что он иеромонах Григорий, строитель одной общежительной пустыни, едет в Петербург по делам своей обители. Монашествует он уже более 30 лет, а в прежней мирской жизни был офицером лейб-гвардии полка.

— Как это случилось, — спросил я его, — что вы решили принять монашество? Наверное, в вашей жизни произошло что-нибудь необыкновенное?

— Я охотно рассказал бы вам историю моей жизни, — ответил отец Григорий, — но этот рассказ о милости Божией, посетившей меня, грешного, будет длинным. Скоро прозвонит звонок, и нам придется расстаться — мы ведь едем в разных вагонах.

Когда я пересел к нему в купе (по счастью, там не было никого, кроме нас), отец Григорий рассказал мне следующее.

— Мне грустно и стыдно вспомнить прошлое, — начал он, — я родился в знатном и богатом семействе. Мой отец был генералом, а мать — княжной. Когда отец умер от раны, полученной в Лейпцигском сражении, мне было всего семь лет. Мать умерла еще раньше. Круглым сиротой я поступил на воспитание к моей бабушке, княгине. Там для меня нашли наставника-француза, бежавшего в Россию от смертной казни. Этот самозваный учитель не имел ни малейшего понятия о Боге, о бессмертии души, о нравственных обязанностях человека. Чему я мог научиться у такого наставника? Говорить по-французски с парижским произношением, мастерски танцевать, хорошо держать себя в обществе? А обо всем остальном страшно теперь и подумать!..

Бабушка, дама высшего света, и другие родные любовались ловким мальчиком, и никто из них не подозревал, сколько гнусного разврата и всякой мерзости скрывалось под моей красивой внешностью! Когда мне исполнилось 18 лет, я был уже юнкером в гвардейском полку и имел 2000 душ под попечительством дяди, который был мастер проматывать деньги и меня обучил этому нетрудному искусству.

Скоро я стал корнетом в том же полку. Года через два я был помолвлен с княжной, одной из первых красавиц высшего света. Приближался день нашей свадьбы. Но Промысл Божий готовил мне другую участь, видно, что над моей бедной душой сжалился Господь!

За несколько дней до предполагаемого брака, 15 сентября, я возвращался домой из дворцового караула. День был прекрасный. Я отпустил своего рысака и пошел пешком по Невскому проспекту. Мне было не по себе, какая-то необъяснимая тоска теснила грудь, мрачное предчувствие тяготило душу… Проходя мимо Казанского собора, я зашел в него. Впервые мне захотелось помолиться в церкви! Сам не знаю, как это случилось, но я усердно молился перед чудотворной иконой Божией Матери, просил избавить меня от какой-то неведомой опасности…

Когда я вышел из собора, меня остановила какая-то женщина в рубище, с грудным ребенком на руках и попросила подаяния. Раньше я был равнодушен к нищим, но на этот раз мне стало жаль бедную женщину, я дал ей денег и произнес:

— Помолись обо мне!