— При горизонтальном полете на небольшой скорости, да еще при зависании можно попасть. И они попали! С одной машины сняли экипаж без потерь, вторая загорелась. Первый пилот обгорел, сейчас лечится, почему-то на спине у него кожа никак не приживается. Вот везде зажило, а на спине — нет, что ты будешь делать!
И в голосе моего собеседника чувствовалось, как он переживает за летчика. Мы замолчали. Я переваривал сказанное. Потому что задача нашего вертолета в тройке — прикрывать двух ударников Ка-52, предупреждать их о пусках из ПЗРК, по возможности подавить ПВО и в самом плохом случае — эвакуировать летчиков. С нами летел медик, на вид мальчишка, школьник. И первого пилота я тоже не опознал — слишком молодой, веселый, без спеси и понтов, которые я частенько встречал именно в окопах, на земле. Спросил пилота Игоря: «Что нельзя снимать?» Он ответил просто:
— Номера машин и лица летного состава. Ну и до взлета не снимай по возможности — плохая примета.
Подошли два парня из группы огневой поддержки, с автоматами, в разгрузках, набитыми магазинами и гранатами. Появился командир эскадрильи, а бортмеханик в десантной тельняшке и лихой выгоревшей бандане из «косынки медицинской» от машины, кажется, так никуда и не уходил. Может, он жил в ней.
Услышанная на аэродроме красивая фраза «Мы приземляемся с подсолнухами на шасси», конечно же, оказалась не красивой метафорой, а обыденной реальностью. Причем выстраданной. Мне объяснили официально: «Летаем на уровне деревьев, на сверхнизких высотах, с огибанием рельефа и искусственных препятствий». Средняя скорость — 200–220 км/ч. Попасть в вертолет на такой скорости просто нереально. Только в том случае, если он проходит точно над тобой и ты уже изготовился к стрельбе.
Взлетели и сразу же пошли «стричь верхушки». Три машины вытянулись в цепочку, поджались. Иногда один из «аллигаторов» выходил из строя и контролировал землю справа и слева от нас. Лететь было недалеко — 35 минут. Наша задача — уничтожить цель под Харьковом. Где-то между Пришибом и Балаклеей выявили в лесопосадке укрепрайон, из которого противник контролировал дорогу «автоматным и гранатометным огнем». Линия фронта почувствовалась неосознанно, сигнала не было, но ребята, сидящие в дверных проемах, опустили предохранители автоматов и выставили стволы.
Внизу промелькнуло какое-то здание с ослепительно-блестящей вздыбленной крышей — краска сгорела, а ржавчина еще не пришла. Следом, прямо на выгоревшем поле, читалась колея от колес и куча орудийных гильз — здесь была артпозиция противника, отстрелялись и быстро ушли. Потом справа, на грунтовой дороге, идущей вдоль лесопосадки, появился бешено несущийся по ухабам армейский грузовик в укропской камуфляжной раскраске «мультикам». Водила выжимал из машины последние соки, а в кузове подпрыгивали и перекатывались какие-то перепуганные «воины света». Машина шла хорошо за сотню, поэтому не промелькнула под вертолетом, а на несколько секунд задержалась, и я подробно рассмотрел это зрелище. Но зрелище не было нашей целью. Бортовой техник встал со скамеечки в дверном проеме кабины и показал мне рукой: «Садись на мое место». И только тогда я полностью ощутил, как низко мы шли: мошкара с полей заляпала лобовые стекла, и какая-то жирная муха несколько секунд билась о стекло, прижатая бешеным напором воздуха. Мы чуть отпустили «аллигаторов» вперед, чтобы в случае чего можно было, не тратя время на развороты, погасить скорость и упасть на землю возле подбитой машины. На горизонте встали два серых столба дыма, я даже подумал, что это пирамидальные тополя. На самом деле это «аллигаторы» били НАРами (неуправляемыми авиационными ракетами. —
Мы заложили вслед за «аллигаторами» крутейший вираж, выровнялись, и Игорь помахал мне рукой: «Все!»
Едва мы приземлились, Игорь с бортовым техником бросились оттирать стекла от мошкары, пока не присохло. Я ждал, когда мы сможем поговорить, Игорь пошел переодеваться, но пришел через минуту одетый по форме.
— Еще один удар, вернемся через час. Подождешь?
Через пару минут тройка вертолетов взлетела и ушла за горизонт. Я сходил поснимать, как техники обслуживают и перезаряжают «аллигаторы». На заправку горючим я опоздал. Молодой парень, в пляжных шортах, шлепанцах и застиранной майке с котятами, меня утешил:
— Сейчас мою машину начнут заправлять — снимешь.
Увидев непонимание в моих глазах, парень уточнил:
— Я первый пилот.
Поговорили за авиацию, летчик заметил:
— До спецоперации у меня в год был налет хорошо если сто часов. А сейчас уже пятьсот.
Спросил, как ему «аллигатор»? Мой собеседник уверенно ответил: