Священная земля

— Вот его плата за все путешествие. Знаю, она не заменит вам Аристида, но мы можем сделать лишь это.

Аристайон будто во сне потряс головой.

— Нет, это неправильно. Вам следовало вычесть то, что он уже потратил.

— Не волнуйся об этом, — сказал Менедем. — Во-первых, он тратил очень мало, берег серебро. Во-вторых, это наименьшее, что мы можем сделать, чтобы выразить свое отношение к твоему сыну.

— Когда он умер, все на "Афродите" очень горевали, — сказал Соклей, и это тоже была правда.

Когда он умер. Теперь Аристайон не только услышал, но и осознал. Со стоном он достал из-под прилавка нож. Кряхтя от усилий и от боли, он кое-как отрезал в знак горя прядь седых волос, и она упала на прилавок. Менедем взял нож и добавил к ней собственную. Соклей поступил так же: прядь, которую он отрезал в Иудее, уже начала отрастать, и он без колебаний пожертвовал ещё одну.

— Из моих сыновей выжил только он, — отстраненно сказал Аристайон. Другие двое умерли ещё в детстве. Я надеялся, что он займёт мое место. Может, так бы оно в конце концов и случилось, но он всегда хотел в море. И что же мне теперь делать? Во имя богов, о наилучшие, что мне теперь делать?

Менедем не мог ему ответить и посмотрел на Соклея. Его брат кусал губы, едва не плача. Очевидно, и у него нет ответа. Порой ответов просто не существует.

— Я оплакал отца, — продолжил Аристайон. — Мне было тяжко, но все же это естественный порядок вещей, когда сын оплакивает отца, но когда отец оплакивает сына… Лучше бы я сам умер. — Слезы, катившиеся по его щекам, блестели на солнце.

— Мне жаль, — прошептал Менедем, и Соклей склонил голову. Да, на некоторые вопросы нет ответа.

— Благодарю вас, о благороднейшие, за то, что известили меня, — с вымученным достоинством сказал Аристайон. — Не выпьете ли вы со мной?

— Конечно, — согласился Менедем, больше всего желавший поскорее убраться отсюда. Соклей вновь молча склонил голову. Он хотел исчезнуть ещё сильнее, чем Менедем, если такое вообще возможно. Но им следовало исполнить долг.

— Подождите немного, — попросил Аристайон и скрылся в жилой части дома. Через мгновение он вернулся с подносом, на котором стояло вино, чаша для смешивания, вода и ещё три чаши. Наверное, он сделал их сам, уж очень они напоминали горшки, которые он продавал. Смешав вино, он налил Менедему и Соклею, затем совершил либатий богам. Братья последовали его примеру.

— За Аристида, — сказал он.

— За Аристида, — отозвался Менедем.

— За Аристида, — повторил Соклей. — Если бы он не заметил разбойников, мы все могли бы погибнуть в Иудее, и много раз до этого, в море. Он был очень полезен на корабле, и мне будет его не хватать. Всем будет его не хватать.

— Благодарю тебя, благороднейший, за добрые слова. — Аристайон поднял чашу и выпил. Менедем и Соклей тоже выпили в память о своем товарище. Вино оказалось лучше, чем ожидал Менедем. Как и горшки Аристайона, оно было наилучшего качества из того, что можно купить за скромную цену.

— Никак не пойму, почему так происходит, — сказал Соклей. — Почему хорошие люди умирают молодыми, а дурные живут и живут. — Менедем понял, что тот думает сейчас о Телефе. Соклей сделал ещё глоток и продолжил: — Мудрецы много размышляли об этом.

— Такова воля богов, — сказал Аристайон. — У стен Трои Ахилл тоже прожил недолго, но люди до сих пор слагают о нем песни. — Он прочел первые строки "Илиады": — Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…

Соклей часто препирался с Менедемом о том, заслуживают ли "Илиада" и "Одиссея" столь почетного места в жизни эллинов. Он не всегда был самым тактичным из людей, а временами, особенно в погоне за правдой, становился одним из самых нетактичных. Менедем приготовился пнуть брата, если ему вздумается завести философский спор, но тот лишь снова склонил голову и пробормотал:

— Истинно так, о благороднейший. Так и Аристид не будет забыт, пока жив кто-то из нас, знавших его.

Менедем сделал долгий глоток из своей чаши, беззвучно прошептав Соклею "Euge". Брат только слегка пожал плечами, как бы говоря, что не сделал ничего, достойного похвалы, а всего лишь вёл себя соответственно случаю. Для Менедема это оказалось более чем достаточно. Лишь позже он задумался, не был ли он несправедлив к Соклею.

Братья позволили Аристайону вновь наполнить свои чаши, затем попрощались с ним.

— Благодарю вас ещё раз, о благороднейшие, за то, что пришли рассказать мне… рассказать то, что следовало, — сказал отец Аристида.

— Это наименьшее, что мы могли сделать, — ответил Менедем. — Только жаль, что нам пришлось.

— Да, — тихо согласился Соклей. По отстраненному выражению глаз было ясно, что он снова среди тех иудейских камней. — Да, очень жаль.

В последний раз выразив свои соболезнования Аристайону, они покинули лавку горшечника, и не успели далеко отойти, когда позади раздался женский крик.

— Должно быть, Аристайон рассказал жене, — поморщился Менедем.

— Да, — согласился Соклей. Они прошли ещё несколько шагов, и он продолжил: — Давай возвратимся в твой дом или в мой и напьёмся. У нас ведь больше нет на сегодня дел?