Священная земля

— Во имя богов, не делайте мне одолжений, — воскликнул кариец. — Эта шкура больше, чем те, что я продал в прошлом году. И посмотрите на гриву! Немейский лев по сравнению с этим просто ягненок!

— Это всего лишь львиная шкура. Я не смогу выручить за нее больше, и ты спятил, если думаешь, что я заплачу больше тебе.

— Мы зря потратили здесь время, — сказал Соклей. — Давай возвращаться на корабль.

Такого рода слова произносились при каждом торге — чаще всего, неискренне, и обе стороны это знали. Но сейчас Соклей сказал то, что думал. Увидев, что черепа грифона нет, он перестал интересоваться имеющимся товаром. Чем скорее он уплывет из Кавна подальше от воспоминаний, тем счастливее станет. Или, хотя бы, менее несчастным.

И кавниец по его голосу это понял.

— Не принимайте поспешных решений, о которых потом пожалеете, о наилучшие, — сказал он. — Вы заключили хорошую сделку в прошлом году, и в этом году по той же цене сделка будет хорошей, не так ли?

— По той же цене она может быть приемлемой, — ответил Соклей. — Всего лишь может. Но ты только что говорил, что хочешь за шкуру больше. "Посмотрите на гриву!" — передразнил он кавнийца.

— Ладно! — воздел тот руки к небу. — Вы торгуетесь по-своему, а я — по-моему. Когда вы это делаете — всё чудесно, а когда я — это преступление. Так по-вашему?

Менедем ухмыльнулся.

— Такова наша работа, приятель, а твоя — высмеивать любое наше предложение. Но мы заключили сделку, так ведь?

— Да, — не слишком радостно ответил кавниец, но кивнул и протянул руку. Соклей и Менедем по очереди пожали её.

Менедем вернулся на корабль за деньгами и парой матросов, чтобы не лишиться серебра по дороге обратно на агору. В ожидании двоюродного брата Соклей слонялся по рыночной площади. Он не рассчитывал обнаружить у кого-то череп грифона, зная, насколько это маловероятно. Как только подобная мысль всплывала в его голове, он отмахивался от неё. Но не мог не надеяться, хотя бы чуть-чуть.

На что бы он ни надеялся, его ждало разочарование. На агоре оказалось меньше интересного, чем годом ранее. Купив на обол сушеных фиг, он ел их на ходу. Будь они как-то особенно хороши, он мог бы подумать о покупке большой партии для "Афродиты". Но те оказались совершенно обычными. На Родосе росли куда лучше. Доев купленные, он не стал возвращаться к продавцу.

Соклей был рад вернуться на акатос после того, как Менедем отдал торговцу со шкурой мешочек серебряных монет.

— Эта шкура выделана лучше, чем прошлогодние. Её не унюхаешь через полкомнаты.

— Я это тоже заметил. Это одна из причин, почему я хотел её купить. — Менедем склонил голову на бок. — Мне жаль, что ты не унюхал череп грифона.

— Мне тоже, — вздохнул Соклей, — но ничего не поделаешь. Буду искать дальше, и, может, однажды мне повезет. "Может, — подумал он. — А может и нет".

* * *

— Риппапай! — выкрикивал Диоклей, когда "Афродита" уплывала из Кавна на юго-восток, — Риппапай!

Весла торговой галеры поднимались и опускались, поднимались и опускались. Вскоре келевст прекратил кричать и удовольствовался стуком молоточка в бронзовый квадрат. Это позволило ему поинтересоваться у Менедема:

— Шкипер, ты собираешься раздать людям оружие?

— Уж конечно! — воскликнул Менедем. — Хороши мы будем, если сунемся в ликийские воды без оружия под рукой.

На ликийском побережье пираты кишели как блохи на бродяге. Скалистое и изрезанное, изобиловавшее маленькими бухточками, где могли укрыться пентеконтор или гемолия, оно предоставляло пиратам прекрасную возможность напасть на проплывающего мимо торговца. И сами ликийцы не считали зазорным нападать на любого инородца.

Но не только ликийцы пиратствуют, подумал Менедем. Среди морских разбойников встречаются и представители прочих народов Анатолии: лидийцы, карийцы, памфилийцы, каппадокийцы и так далее. Немало попадалось и эллинов. Как и Кавн, города ликийского побережья наполовину, даже больше, успели эллинизироваться, но греческие пираты обосновывались здесь не реже обычных людей.

Гребцы передавали друг другу мечи, топорики, копья и бронзовые шлемы.

— Аристид! — позвал Менедем.

— Да, шкипер? — отозвался молодой человек за одним из весел.

— Пусть кто-нибудь займёт твое место, а ты отправляйся на нос. У тебя самые острые глаза на этом корабле, я хочу, чтобы они смотрели вперёд, а не назад.

— Хорошо, — с готовностью согласился Аристид, — Москхион, погребешь за меня?

Почти любой другой обозлился бы, что его принуждают к тяжелой работе, но Москхион только кивнул и сел на место Аристида.

— Почему бы и нет? Лучше уж это, чем нырять за губками.

Пройдя на нос, Аристид одной рукой ухватился за форштевень, а другую как козырек приставил к глазам и всмотрелся сначала вперёд, потом направо-налево.

— У него не только зрение лучше нашего, он ещё и показывает нам, насколько оно лучше, — хохотнул Соклей, — он мог бы быть дозорным в пьесе, скажем, в "Агамемноне" Эсхила.

— Мне все равно, насколько он из себя воображает, до тех пор, пока он вовремя высматривает нам проблемы, чтобы мы могли подготовиться к ним. Только это и важно.