Священная земля

— Иногда ничего не поделаешь. Мы в чужом краю, так что время от времени придётся пить воду. Земля тут не гнилая и не болотистая. Значит, вода, скорее всего, хорошая.

— А меня не волнует, хорошая ли вода, — возразил Телеф. — Мне плевать, даже если это вода из реки Хоасп, откуда пьют персидские цари. Я всё-таки предпочёл бы вино.

Здоровье его не интересовало, он беспокоился только о вкусе, да о том, как будет чувствовать себя, выпив вина. "И почему я не удивлён?" — подумал Соклей.

Так же, как эллины, иудеи обложили колодец камнями примерно на локоть в высоту, чтобы туда не падали дети и животные, и накрыли его деревянной крышкой. Когда моряки её сняли, то обнаружили лежащую поперек колодца крепкую ветку с привязанной к ней верёвкой.

— Давайте вытащим ведро, — сказал Соклей.

Они по-очередно принялись за работу. Телеф стонал и ворчал, будто его пытали. Собственно, насколько Соклей мог видеть, Телеф и считал работу пыткой. К тому же, тащить наверх большое ведро с водой нелегко. Соклей задумался, нет ли более легкого способа поднять его, чем поднимать рывками. Если таковой и был, он до него не додумался.

— Готово, — наконец сказал Аристид. Москхион вытащил роняющее воду деревянное ведро, поднес к губам и сделал долгий блаженный глоток, а затем полил водой себе на голову. Соклей не сказал ни слова, когда Телеф и Аристид последовали примеру прежде, чем передать ведро ему. Подняв его из глубокого колодца, они заслужили это право.

— Кажется, вода неплохая, — сказал Аристид. — Она прохладная и сладкая на вкус. Надеюсь, она хорошая.

— Должна быть. — Соклей напился. — Ааах! — Как и остальные, он тоже облил голову. — Ааах! — повторил он. Ощущение бегущей по лицу и капающей с носа и бороды влаги было просто чудесным.

Время от времени он замечал лица в окнах домов из камня и глины, но никто кроме Эзера, сына Шобала, так и не вышел. Соклей помахал, увидев первое из этих любопытных лиц, после чего оно поспешно спряталось.

Аристид это тоже заметил.

— Забавные тут люди, — сказал он. — В греческой деревне на нас бы тут же накинулись. Все хотели бы узнать, кто мы и откуда, и куда направляемся, и какие новости слышали в последнее время. Богатые захотели бы торговать с нами, а бедные попрошайничать. Они бы ни за что не оставили нас в покое.

— Да уж, — согласился Телеф. — И они попытались бы украсть все, что не приколочено, а если приколочено, они бы постарались вытащить гвозди.

Соклей выгнул бровь. Не то чтобы Телеф ошибался. Без сомнения, моряк прав, греки вели бы себя именно так. Но мысль о воровстве как-то слишком быстро пришла ему в голову. Не в первый раз Соклей задумался о том, что бы это могло значить.

Он мог бы поторопиться покинуть Хадид, но хотел купить еду, а Эзер очень ясно дал понять, что до заката это невозможно. Спутники устроились у колодца. Через некоторое время они снова наполнили и подняли ведро, от души напились и остаток вылили на себя.

Телеф начал стаскивать с себя тунику, как сделал бы дома, в Греции. Соклей поднял руку:

— Я уже говорил тебе, не делай этого.

— Так будет прохладнее.

— Здешние люди не любят выставлять напоказ свое тело.

— И что?

— И что? Я скажу тебе, что, о великолепнейший, — Соклей помахал рукой. — Вероятно, ближе, чем в дне пути отсюда, нет ни одного грека. Что мы будем делать, если разозлим этих людей? Если они начнут швырять в нас камни, что мы сможем сделать? Мне кажется, ничего, а тебе?

— Думаю, ничего, — угрюмо ответил Телеф. Хитон остался на нем.

После захода солнца местные вышли из домов. Соклей купил вино, сыр, оливки, хлеб и масло (и постарался не думать в этот момент о масле Дамонакса на "Афродите", надеясь, что Менедему улыбнется удача в попытках избавиться от него). Некоторые задавали вопросы о том, кто он и откуда, и что делает в Иудее. Он отвечал, как мог, на своем хромающем арамейском. Когда сумерки сгустились, в воздухе зазвенели комары. Соклей прихлопнул парочку, но его все равно кусали.

Некоторые из спрашивающих оказались женщинами. Хотя они носили длинные одежды, как и здешние мужчины, лицо, в отличие от респектабельных гречанок, они не прятали. Соклей заметил это ещё в Сидоне. Видеть открытое женское лицо на публике казалось ему почти таким же неприличным, как иудеям — обнаженное тело Телефа.

Он жалел, что не может подробнее расспросить их об обычаях и верованиях. Виной тому был не только и не столько его слабый арамейский. Как Соклей не хотел, чтобы Телеф оскорблял здешний народ, так же он не желал оскорбить их сам. Он вздохнул и подумал, сколько пройдет времени, прежде чем его любопытство возьмёт верх над здравым смыслом.

Глава седьмая

— Как дела твои? — спросил хозяин гостиницы, когда однажды утром Менедем вышел из своей комнаты. Как родосец узнал, его звали Седек-ясон.

— Хорошо, — по-гречески ответил Менедем, а потом повторил на арамейском, из которого успел выучить несколько слов.

Седек-ясон хмыкнул. Его жена Эмастарт улыбнулась Менедему.

— Сколь умные есть ты, — произнесла она на ужасном греческом.

И выпалила ещё пару фраз на арамейском слишком быстро, чтобы Менедем мог разобрать.