Ножом, висевшим на поясе, Менедем сбил смолу вокруг глиняной пробки амфоры, которую внёс Лапеид. Как только пробка была извлечена, он налил в пустые миски дамонаксова масла. Оно оказалось зеленее, чем то, что Андроник брал у местных, и нос Менедема сразу учуял свежий фруктовый, почти пряный запах. Родосец тихонько выдохнул в облегчении — по всем признакам, хорошее масло.
Он кивнул Андронику.
— Веди своих людей, о наилучший.
— Как раз собирался.
Казначей вышел и через минуту вернулся со смешанной группой — гростые солдаты и офицеры. Он им сказал:
— Вот, друзья. В тех чашах у нас одно масло, а в этих другое. Попробуйте оба и скажите мне, которое лучше.
— Пожалуйста, не говорите пока не попробуете оба масла, — добавил Менедем. — Мы не хотим, чтобы слова одного окрашивали мысль другого.
Пара солдат почесали затылки. Но все они, не теряя времени, разодрали хлеб на куски и принялись макать в масло, сначала в одно, потом в другое. Жевали вдумчиво и торжественно и переглядывались, дожидаясь, когда все попробуют. Наконец, от хлеба остались лишь крошки.
Покрытый шрамами ветеран с толстым золотым кольцом в правом ухе указал на миску, в которую Менедем налил масло.
— Это лучше. Вкус такой, будто выжато из самых первых оливок сезона. Мальчишкой я каждую осень подолгу тряс оливковые деревья, сбивал плоды. Уж поверьте, я знаю вкус масла первого урожая.
Другой согласно наклонил голову.
— Прав Гиппоклей, клянусь Зевсом. Такого масла я не едал с тех пор, как покинул ферму моего старика, чтобы стать солдатом. Вкус — как будто вчера из-под пресса, вороны меня забери, если не так, — он причмокнул губами.
Потом все солдаты разом заговорили, и все превозносили менедемово масло. Все кроме одного. Этот упрямый единоличник сказал:
— А я привык здесь к этому, — и указал на посудину с местным маслом. — У другого вкус не такой.
— В этом и смысл, Диодор, — сказал Гиппоклей. — Согласен, это барахло вполне можно есть, но если получим другое — это пойдёт разве что только в лампы, как я понимаю.
Его товарищи согласились, и некоторые — весьма горячо.
Диодор затряс головой.
— А я не согласен. Мне это очень нравится.
Менедем бросил взгляд на Андроника. Казначей явно не выказывал желания встречаться с ним взглядом. Но Менедем уже обрёл уверенность, так что его это не останавливало. Он выпроводил солдат из комнаты со словами "Спасибо вам, о мудрейшие. Уверен, мы можем устроить для вас немного этого масла, которое вам так понравилось. А на моём корабле есть ещё копчёные угри и окорока на продажу".
Едва они вышли, Менедем обратился к Андронику.
— Ну как, можем договориться?
— Зависит от того, сколько ты хочешь, — холодно ответил казначей. — Если думаешь, что я стану осыпать тебя серебром, как влюблённый юный дурак свою первую гетеру, то ошибаешься.
— А ты думаешь, твои люди будут молчать о том, что тут только что происходило? — спросил Менедем. — Как ты можешь не покупать? Не купишь — и проснёшься со скорпионом в кровати, ты этого хочешь?
— Мне случалось прежде давить скорпионов, — ответил Андроник. — И тебя раздавлю, если попытаешься меня обмануть. Сколько ты хочешь за своё хвалёное родосское масло?
Чтоб ты знал — я плачу по семь сиклей за амфору здешнего.
Менедем прикинул в уме, что один сидонский сикль содержит примерно в два раза больше серебра, чем родосская драхма. Но это Соклей точно знал коэффициент пересчёта. Сам же Менедем, если приходилось высчитывать что-то сложнее, чем "два за один", чувствовал себя так, будто мозг сейчас потечёт из ушей.
— Ты сам видел, что мое масло гораздо лучше местного, — ответил он. — И оно с Родоса.
— Что с того? — парировал Андроник. — Привезти масло по морю недорого, всё равно, что один день по суше.
— Может на крутобоком судне оно и так, наилучший, — возразил Менедем, — только не на акатосе. Ты же знаешь, гребцам нужно платить.
— Что даёт тебе повод надуть меня, — проворчал казначей.
— Нет, — сказал Менедем, подумав "Да", и продолжил: — Итого, я думаю, тридцать пять драхм за амфору — это приемлемо.
— Хотел бы я, чтобы эта комната располагалась повыше, — сказал Андроник. — Тогда я вышвырнул бы тебя в окно и точно знал бы, что раз и навсегда от тебя избавился. Ты, жулик, заслуживающий кнута, думаешь, что я дам тебе больше двадцати? — он без труда перешёл с сиклей на драхмы.
— Именно так я и думаю, поскольку не хочу терять деньги на торговле с тобой, — согласился Менедем. — Что скажут твои люди, особенно офицеры, когда услышат, что ты жмёшься купить им что-то хорошее?
— Зато мои начальники скажут, что я не трачу зря денег Антигона, — сказал Андроник. — Беречь его деньги — это моя работа, — он хмуро глянул на Менедема. — А что скажет твой главный, когда ты вернёшься на Родос, а это масло так и останется в трюме твоего корабля? Как без денег ты заплатишь своим гребцам?
Менедем надеялся, что вздрогнул не слишком заметно. Да, Андроник истинный казначей, безжалостный образчик этой породы. Несмотря на все старания Менедема, он отказывался поднимать цену выше двадцати четырех драхм.
— Я ничего на этом не заработаю, — пожаловался Менедем.