— Какая жалость. Вот, — Андроник протянул ему три сикля. С одной стороны на них были изображены зубчатые стены и башни города, должно быть, Сидона, а на другой — царь, убивающий льва. — Я не вор. Это больше, чем стоило масло, которое ты перевёл. А теперь — закрывай свой сосуд и уходи.
— Но… — начал Менедем.
Казначей наклонил голову.
— Я сказал уходи, значит уходи. Мою лучшую цену ты брать не хочешь, а больше тебе я не дам. Хорошего дня.
Менедем чуть не захлебнулся от ярости. Ему хотелось придушить Андроника. Он не стал. Даже не доставил старику удовольствия увидеть, как сильно тот его ранил. После такого успеха он надеялся продать всё своё масло. Казначей очень точно нанёс удар. Менедему меньше всего хотелось везти масло обратно на Родос. Но он сказал только:
— Лапеид, запечатай сосуд. Мы уходим.
Он надеялся, что Андроник остановит их или окликнет на выходе. Но этого не случилось. Квартирмейстер стоял молча, как каменный. Выходя, Менедем так хлопнул дверью, что дом содрогнулся. От этого торговец на миг почувствовал себя лучше, но делу, которое он надеялся провернуть, это не помогло.
Лапеида нельзя было назвать особенно одарённым. Однако, ему хватило ума дождаться, когда они отойдут от казарм, прежде чем задавать вопрос:
— И что нам теперь делать, шкипер?
Вопрос неплохой. В самом деле, отличный вопрос. Менедем хотел бы иметь на него такой же отличный ответ или хотя бы просто хороший. За неимением такового он пожал плечами и произнёс:
— Идём обратно на "Афродиту" и поглядим, что дальше. Как бы там ни было, не представляю, куда уж хуже.
Поразмыслив пару минут, Лапеид склонил голову:
— Вот и я так же думаю.
Менедем предпочёл бы услышать утешение. Но поскольку сам не мог его отыскать, не видел смысла винить в его отсутствии и Лапеида.
Неподалёку от маленькой деревушки, приютившейся между горами и равниной, паслось и блеяло стадо овец. Когда в деревню вошли Соклей и его моряки, собаки подняли лай. И как это часто случается, самые большие и яростные псы стали на них бросаться. Телеф подобрал булыжник размером с яйцо и швырнул в свору. Удар пришёлся точно в нос самому здоровому и вредному псу. Рычание превратилось в визг боли. Пёс поджал хвост и бежал. А остальные собаки, похоже, серьёзно задумались.
— Эгей! — обрадовался Соклей. — Теперь не придётся отгонять их древками копий или даже мечами. Во всяком случае, я на это надеюсь. Людям не понравится, если станем бить их животных.
— Им же всё равно, когда эти богами проклятые собаки на нас набрасываются, — ответил Телеф. — Небось думают, что это забавно. Как по мне — чума их всех забери.
Но, не считая собак, часть которых продолжала рычать и лаять с безопасного расстояния, что доказывало, что в них и прежде нередко швыряли камни, деревушка была тиха. Соклей покачал головой, сообразив, что это не просто затишье. Больше похоже на то, что все вымерли.
Только возле мёртвой деревни не паслось бы стадо овец. Дома не были бы в таком хорошем состоянии. И дым не курился бы над отверстиями в нескольких крышах.
С другой стороны, когда путники проходили через селение, местные обычно вываливали из домов, глазели, показывали пальцами и обсуждали. До сих пор так всегда бывало в этих краях, как и в Элладе. Но не здесь. Тут всё оставалось безмолвным — кроме собак.
Когда Соклей и его моряки дошли почти до середины деревни, из одного из самых больших домов вышел старик с платком на голове вместо шляпы и оглядел их.
— Да благословят и сохранят тебя боги, мой господин, — произнёс Соклей на лучшем своём арамейском. — Прошу, скажи нам, как называется это место?
Старик долго молча смотрел, не говоря ни слова. Потом ответил:
— Мы здесь не говорим о богах, незнакомец. Мы говорим о едином Боге, подлинном Боге, о Боге Авраама, Исаака и Иакова. Эта деревня зовётся Хадид.
Соклей вздрогнул от изумления.
— Один бог, говоришь? — переспросил он, и старик кивнул. — Это значит я пришёл в земли страны Иудеи?
— Да, это земля Иудеи, — сказал старик. — Кто же ты, незнакомец, если вынужден об этом спрашивать?
Соклей поклонился и отвечал:
— Да пребудет мир с тобой, господин. Я Соклей, сын Лисистрата, с Родоса. В эту землю я пришёл торговать.
— Мир и тебе, Соклей, сын Лисистрата, — выговорил местный незнакомые имена. После ещё одной длинной паузы, он продолжил: — Ты, должно быть, из ионийцев?
— Да, — в этой части света Соклей соглашался быть ионийцем, несмотря на то, что имел дорическое происхождение. — Как зовут тебя, мой господин, если твой раб смеет спросить?
— Я Эзер, сын Шобала, — ответил старик.
— Всё ли в этом месте в порядке? — спросил Соклей. — Нет ли здесь чумы или чего такого?
Брови у Эзера были седые и очень внушительные, нос крючковатый. Когда хмурился, он становился похож на хищную птицу.
— Нет у нас никакого мора. Да не допустит этого единый Бог. Почему ты спрашиваешь?
— Всё здесь очень уж тихо, — Соклей развёл руками, поясняя, что имеет в виду. — И никто не работает.
— Работать? — Эзер, сын Шобала снова нахмурился, ещё более свирепо, чем в прошлый раз. — Ну конечно, сегодня никто не работает. Сегодня шаббат.