Священные изображения и изображения священного в христианской традиции

Среди ряда историков Церкви⁶⁴ существует мнение, что иконоборчество, не политическое, а чисто церковное, носило смысл прежде всего моральный, практический. Между поклонением первообразу через образ и поклонением самому образу – очень тонкая грань, которая во многих случаях не была отчетливой или же терялась вообще. Исторические свидетельства показывают, что далеко не все умели чествовать иконы правильно и в согласии с учением Церкви. Иконы избирались в «восприемники детей» или «евангельские отцы» для себя; на иконах служили вместо престолов в частных домах, пренебрегая богослужением в церкви; были священники, которые соскабливали краску с икон и делали из нее смесь, которой причащали народ. Таким образом, согласно позиции этих авторов, существовала проблема «неправильного почитания» и единичные случаи иконоборчества, отмечавшиеся до начала «официальной компании», носили характер практической борьбы с идолопоклонством и не затрагивали теоретических проблем. Теоретические же вопросы надстраивались позднее над сомнениями чисто практического или морального характера. Хотя вопрос почитания образов и имел в Византии действительно углубленную богословскую постановку, все же, согласно данной точке зрения, было бы искусственно прослеживать логическую связь с прежними ересями для установления иконоборчества: иконоборцы вовсе не ставили своей целью отрицание Воплощения, хотя оно невольно и вытекало из их теории.

Большинство же православных авторов видит в отрицании образа следствие предыдущих ересей, прежде всего монофизитства, и поэтому рассматривает причины «богословского» характера в качестве главных источников иконоборчества. Такое мнение имеет под собой серьезную почву и представляется вполне обоснованным, поскольку несомненно, что помимо отрицания злоупотреблений в отношении почитания икон, всегда существовали сомнения и в правомерности того почитания и тех представлений об иконе, которые были санкционированы Церковью. Корни такого сомнения лежали в отрицании возможности проникновения материи божеством, то есть того положения, которое в противовес представлениям первых христиан постепенно все более утверждалось в Византии, находя свое выражение и в области христологии, и в области иконопочитания.

Итогом иконоборческого кризиса явилось детально разработанное учение об образе. Оно было плодом апологии, оправдания икон по отношению к иконоборцам. Можно выделить три основные фазы развития этого учения. Первая, примерно с 726-го по 754 гг. Введением в учение об образе явились сочинения Патриарха Германа. Первым же крупным богословом, специалистом по иконам был Иоанн Дамаскин (умер ок. 675–749 гг.). Он утверждал, что в иконе предстает не только лик, образ божественной личности, но и ее энергия, передаваемая через материю иконы⁶⁵. Материя иконы рассматривается не только как предмет, который ведет нас вверх, к Богу, но и как канал, по которому вниз струится божественная благодать. Иоанн един с народным благочестием и православие восхваляет его, прежде всего как защитника икон, хотя его богословие уязвимо для критики, поскольку рискует превратить икону во второе причастие. Из трех фаз учения об образе, эта первая находится еще во власти традиционных аргументов. При этом имеет значение ценность образов как памятных знаков, а право христианства использовать образы оправдывается явлением Христа во плоти.

Вторую фазу развития учения об образе (примерно с 754-го по 787 г.) определяли христологические рассуждения. Они были возбуждены богословскими выступлениями иконоборцев, главным представителем которых был император Константин V Копроним (то есть «Сквернослов»). Его радикализм был направлен против «материализма» религии. Он писал: «Нужно, чтобы образ соответствовал изображаемому прототипу и чтобы все в нем было сохранено, иначе это не образ»⁶⁶. Но если образ должен быть таким, то никакая икона невозможна. Ни один рукотворный образ не может быть соответствующим Богу, да и никому другому. Поэтому Константин допускал только один образ Христа, в евхаристии, где его тело присутствует в своей вещественности. Мимесис Христа, подражание ему – это не дело живописца и изображения, а сфера действия добродетели, и оно допускает лишь крест и евхаристию как средство приближения к духу и к истине веры⁶⁷. Ответом были постановления Никейского Собора 787 г. Собор присоединился к приводимому Иоанном Дамаскиным разделению между почитанием (latrie) и преклонением, восхвалением (proskynese). Внешние почести, воздаваемые иконе, есть преклонение и восхваление, как и в случае священных реликвий, и не более того. Определение Собора минималистическое: ничего не сказано о философском статусе образа, о собственной святости иконы, о христологических силлогизмах, сформулированных иконоборцами.