Святая Блаженная Ксения Петербургская

С утра в часовне над могилой
Свершает службы иерей
И пенье тихое уныло
Звучит мольбой к Царю царей.

Толпы народа в умиленье

Спешат колени здесь склонить
И о рабе усопшей Ксенье
К Творцу моленья возносить.

Зимою в снежную погоду

И осенью в дождливый день
Порой нельзя всего народа
Вместить в сию надгробну сень.
Народ, влеком незримой силой,
Спешит на миг хотя припасть
К плите любимой им могилы,
Над нею выплакаться всласть.

И сколько слез здесь повседневно

Мне приходилось наблюдать;
Сюда от жизни злободневной
Идут душою отдыхать.

Всечасно слышится здесь пенье

Умильно-тихое, с мольбой:
Твоей рабы усопшей Ксеньи,
Наш Спасе, душу упокой.

И перед скромною гробницей

Толпа смущенная стоит,
И у немногих на ресницах
Слеза с молитвою бежит.

Вон там в углу, вблизи Распятья,

Припав к могиле головой,
Рыдает дама в черном платье,
Объята пламенной мольбой;
А рядом старец величавый,
Склонясь смиренно над плитой,
Взывает: Господи! Царь славы,
Усопшей душу упокой.

В притворе юноша украдкой

Отер слезу сейчас с ресниц.
Как сладко плачется! Здесь сладко!
Читаешь в каждом из сих лиц.

Но что за дивное влеченье

К могиле сей народных масс?
Причем нередкое явленье —
Здесь просвещенный высший класс.

Пока одно лишь в объясненье

Спешу читателю привесть,
Что это дивное явленье
К тому лишь следует отнесть,

Что чуток дух в христианине,

Чтобы подвижницу почтить,
И, как всегда, он будет ныне
Могилу Ксении любить.

Почил от жизни многотрудной

Здесь прах подвижницы жены,
Как светоч христианства чудный,
Сияла Ксения в те дни,

Когда в сем мире горделивом

Тропой житейской шла она,
Своим страданьем терпеливым
Стяжала честь сию сполна.

Живя в столице многолюдной,

Она смысл жизни поняла
И жизни скорбной, жизни трудной
Себя навеки отдала.

Свое именье разделила

Среди столичной бедноты
И тем разумно отрешила
Себя от грешной суеты.

И в мир прекрасный, мир надзвездный

Умом и волею ушла,
Сочтя игрушкой бесполезной
Все наши светские дела.

Всю жизнь без крова и жилища,

И в лютый холод и мороз
В одном изношенном рубище
Она ходила; а вопрос

О теплой храмине иль хлебе

Не волновал ее груди.
Она лишь мыслила о небе
И муках ада впереди.

И так до старости глубокой

Жила десятков много лет
Глубоко – скорбной, одинокой
Средь злострадания и бед.

И многие в столице шумной,

Объяты жизни суетой,
Считали Ксению безумной
За образ жизни сей святой.

Но ныне здесь нам, православным,

Могила Ксении люба —
За то, что в гробе этом славном.
Почиет Божия раба.

(Феодота Евд. Ковырулина)

Ксения Григорьевна [4]