Святая Катерина (СИ)

— Ты же знаешь, что нет. Явка сугубо добровольная, — он поцеловал её ладошку, потом перевернул руку и пощекотал языком тонкое запястье, пытаясь заставить Катю перестать хмуриться. — Как же хорошо, — вырвалось у Жданова, когда она улыбнулась. — Катька, давай после совета директоров махнем куда-нибудь в отпуск?

— Мы с тобой? Вдвоем? Есть и менее экзотические способы парного самоубийства.

— Да уж… Если нас с тобой не расстреляют на совете. Знаешь, Кать, мне кажется вся моя жизнь делится на два этапа: до совета и после него.

— Совершенно непонятно, почему ты думаешь, что самое важное — пережить совет. Если наши махинации всплывут, ничто не помешает собрать внеочередное собрание акционеров и лишить тебя кресла президента досрочно. Поэтому после совета не получится расслабиться и почивать на лаврах.

— Все равно, — возразил Жданов, — сейчас для меня самое главное — продержаться до окончания совета директоров без всяких катаклизмов.

— Что же, будем к этому стремиться, — кивнула Катя. — Но помни про Вестник регистрации юридических лиц и будь готов ко всему.

— Скажем, что это опечатка, — отмахнулся он легкомысленно, — и что мы уже судимся с министерством юстиции. Самое главное, чтобы не выплыли отношения между Никамодой и Зималетто. Ну и наши с тобой, конечно. Два секретных альянса.

— А какие у нас с тобой отношения? — шепнула Катя, розовея.

— Тайный роман? — предположил он, придвигаясь ближе. Их столик стоял в полутемной нише, на столе горели свечи, играла тихая музыка и атмосфера для романтических перешептываний была самая подходящая.

— Кто же заводит тайные романы с беременными женщинами, — улыбнулась Катя, и её губы едва коснулись его.

— Ты не просто беременная женщина, ты моя Катя Пушкарева. И я никому тебя не отдам.

— А помнится, вы такие же слова и столу своему говорили, — засмеялась она, от волнения сбиваясь на «вы».

— Я и его никому не отдам, — он поймал легчайшим поцелуем её улыбку. — Я получу и тебя, и президентский пост. Вот увидишь, что все рано или поздно наладится.

— И ты готов о нас всем рассказать? — спросила она недоверчиво.

— Да, — без колебаний ответил Жданов. — Сразу же после совета директоров я объявлю об окончательной отмене свадьбы, и у нас все с тобой будет по-другому, Кать.

— После совета…

— Кать, это самый удобный момент. Совсем недолго осталось, правда, — рьяно заверил он её.

Она опустила глаза.

— После совета директоров. Всё — после совета. На самом деле, я и сама не хочу пока… переносить наши отношения в публичное русло. Все так призрачно, так непонятно.

— Что же тут непонятного, Кать, — Жданов положил руку ей на шею, притягивая её ближе к себе. Прикоснулся своим лбом к её лбу. — Ты и я. Это… Я хочу… впрочем, ты и сама знаешь, чего я хочу. Давай вернемся в гостиницу?

— Ты хочешь меня? — спросила она отважно. — Именно меня?

— До безумия, — выдохнул он. — Ты разве не видишь, что со мной происходит?

— Мне просто сложно в это поверить, — призналась она, и голос её подрагивал, и руки тоже дрожали, — что я действительно нравлюсь тебе. Я каждый день смотрю в зеркало, и я знаю, каких женщин ты любишь…

— Кать, — он мягко провел пальцем по линии её бровей, очертил скулы, — я тоже каждый день смотрю на тебя и что-то смутно помню про что, что раньше мне нравились эти модели. Ни одна из них, Кать, красивая, замечательная, длинноногая… Да что я тебе объясняю то, что и сам себе объяснить не могу, — рассердился он вдруг на собственное косноязычие и её недоверие. — Я хочу быть с тобой, и точка. Мне теперь диссертацию на эту тему писать? Объяснительную?

Она засмеялась возмущению в его голосе.

— Давайте вернемся в отель, Андрей Павлович, — сказала Катя и покраснела так густо, что поневоле ответила на все сомнения, терзающие Жданова.

От того, как они целовались в такси, он едва не взорвался прямо там.

А потом, стоя под прохладными струями воды в своем номере, все представлял, что же он скажет, когда постучит в её дверь, а она эту дверь откроет.

Но стоило ему увидеть Катю — с влажными волосами и в белом гостиничном халате, босую, трепещущую, все заготовленные слова выветрились из его головы, и он просто молча сделал шаг вперед, и Катя обвила его руками за шею, и он подхватил её на руки.

Торжествующий, лихорадочно возбужденный, Жданов целовал её слепо и жадно, и ему казалось, что он уже знает — каково это заниматься с Катей любовью. Словно каким-то обостренным наитием он узнавал её в каждом прикосновении, и было даже больно от того, какая она была знакомая на ощупь, и запах её кожи, перемешанный с гелем для душа, и роскошная грудь, которую было преступлением так тщательно прятать, и все еще тонкая талия с пышными бедрами — всё это Жданов как будто уже гладил и целовал. Он бережно прикоснулся губами к нежному округлому животику, и снова возвращался в беззащитности бледных ключиц, и нежности груди, и к шарику на горле, и как хорошо, что от халата было так легко избавиться — не то что от её обычной одежды с миллионами крохотных пуговиц и длинными, путающимися в руках юбками.