Святая Русь

Художник Сергей Животовский[45] летом 1903 года побывал вместе с отцом Иоанном на его родине, в селе Суре. «Здесь я узнал, ― писал он, ― что еще в детстве сын псаломщика Ильи Сергиева, маленький задумчивый Иванушка, пользовался среди своих односельчан особенным уважением. Пропадет ли лошадь у мужика ― идут просить Иванушку помолиться, случится и горе какое или заболеет кто-нибудь ― опять идут к Иванушке».

Когда мальчику было пять лет, Илья Сергиев купил ему букварь, но Иванушка не делал никаких успехов. «Я никак не мог усвоить тождество между нашей речью и письмом или книгою, между звуком и буквою», ― вспоминал впоследствии о. Иоанн. Когда на десятом году его послали в архангельское приходское училище, он с трудом разбирал по складам и только по-печатному. «И вот, как сейчас помню, однажды был уже вечер, все улеглись спать, ― рассказывал о. Иоанн о своем пребывании в училище, ― не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала; я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно потрясло меня всего… У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чем и что он говорил. И легко, радостно стало так на душе. Никогда не спал я так спокойно, как в ту ночь. Чуть засветлело, вскочил я с постели, схватил книги и ― о счастье! ― читаю гораздо легче, понимаю все, а то, что прочитал, не только все понял, но и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше; все понимал, все оставалось в памяти… Чем дальше, тем лучше и лучше преуспевал я в науках и к концу курса одним из первых был переведен в семинарию».

Как тут не вспомнить рассказы Епифания и Иродиона о детстве Сергия Радонежского и Александра Свирского? Обычное давалось святым нелегко, зато необычное было раскрыто полностью…

Святой и народ

О святых пишут, что люди приходили к ним издалека, чтобы только увидеть их, поклониться им, получить благословение. Толпы людей осаждали обители, где подвизались святые угодники, и иной раз даже ночью приходилось оставлять монастырские ворота открытыми.

Отец Иоанн не был иноком, он всю жизнь служил приходским священником в Андреевском соборе Кронштадта. Но вот как описывал очевидец обычную службу в этом соборе:

«Вдруг вся толпа, переполнявшая церковь, колыхнулась, как один человек, и радостный шепот пронесся над нею:

– Батюшка! Батюшка!

Действительно, одна из боковых алтарных дверей приотворилась, и на пороге показался о. Иоанн. ‹…› Весь народ неудержимой волной, тесня и давя друг друга, хлынул в его сторону, а стоявшие за решеткою (пред амвоном) вмиг очутились на амвоне и чуть не сбили о. Иоанна с ног.

При помощи псаломщика и двух сторожей батюшка быстро перебрался на левый клирос и сделал шаг вперед, чтобы пройти с этой стороны… В одно мгновение та же толпа, точно ее толкнула какая-то стихийная сила, стремительно шарахнулась влево и, простирая вперед руки, перебивая друг друга, крича и плача, настойчиво скучилась у церковной решетки, мешая своему доброму пастырю пройти.

О чем кричали, о чем молили ― трудно было разобрать, потому что все эти крики и мольбы сливались в один неясный, оглушительный вопль.

Отец Иоанн, затиснутый в угол, стоял покорно, прижавшись к стене. Пройти ему от алтаря до паперти оказалось делом долгим и даже небезопасным. Предвидя трудности этого пути, двое городовых, два сторожа и несколько человек из именитых купцов стали по обе стороны намеченного пути и протянули толстую веревку, за которую крепко уцепились руками.

Но лишь только отец Иоанн двинулся вперед, эта веревка с треском лопнула, городовые и купцы в одну минуту были отброшены в сторону, и толпа, смешавшись и сбивая с ног друг друга, плотной стеной окружила батюшку. Теперь о. Иоанн вдруг как бы исчез, и некоторое время его было вовсе не видно. На минуту, когда кричащая и волнующаяся толпа колыхнулась в сторону, я увидел о. Иоанна. Смертельно бледный, сосредоточенно печальный, медленно, шаг за шагом, точно в безжалостных тисках, подвигался он вперед, видимо с трудом освобождая руку для благословения… Чем ближе подвигался он к выходу, тем толпа становилась настойчивее, беспощаднее, крикливее… У меня дух захватило от этого зрелища, и я невольно закрыл глаза.

Когда я открыл их снова, о. Иоанна уже не было. На полу там и сям валялись обрывки веревки, перчатки, клочок вязаной косынки и другие следы недавнего урагана. Глаза мои сочувственно встретились с взглядом старика сторожа.

– Господи, что же это такое? Неужели это всегда так?

Сторож вздохнул.

– Эх, милый барин! Ежели бы всегда так… А то вот, номедни, на Успение, нашло народу так, что, как есть, сшибли с ног батюшку.

– Как это сшибли?

– А так, сронили наземь и пошли по нем…

– Ну а он что?

– Известно ― ангел Божий ― встал, перекрестился и пошел, не промолвив ни словечка»[46].