С.Я. Офросимова, часто посещавшая «царский лазарет», вспоминала, с какой теплотой относились раненые к Ольге Николаевне: «Великую княжну Ольгу Николаевну все обожали, боготворили; про нее больше всего любили мне рассказывать раненые. Однажды привезли новую партию раненых. Их, как всегда, на вокзале встретили великие княжны. Они исполняли все, что им приказывали доктора, и даже мыли ноги раненым, чтобы тут же, на вокзале, очистить раны от грязи и предохранить от заражения крови. После долгой и тяжелой работы княжны с другими сестрами размещали раненых по палатам. Усталая великая княжна Ольга Николаевна присела на постель одного из вновь привезенных солдат. Солдат тотчас же пустился в разговоры. Ольга Николаевна, как и всегда, и словом не обмолвилась, что она великая княжна.
– Умаялась, сердечная? – спросил солдат.
– Да, немного устала. Это хорошо, когда устанешь.
– Чего же тут хорошего?
– Значит, поработала.
– Этак тебе не тут сидеть надо. На фронт бы поехала.
– Да, моя мечта – на фронт попасть.
– Чего же? Поезжай.
– Я бы поехала, да отец не пускает, говорит, что я здоровьем для этого слишком слаба.
– А ты плюнь на отца да поезжай.
Княжна рассмеялась.
– Нет, уж плюнуть-то не могу. Уж очень мы друг друга любим».
В своих письмах, которые она практически ежедневно писала Государю в Ставку, Государыня постоянно упоминает, что старшие дочери каждый день рано утром убегают в лазарет. «Старшие девочки вечером идут чистить инструменты», «Ольга и Татьяна (а они всегда вместе) вернулись только около двух, у них было много дела». Александра Федоровна описывает подробности работы в госпитале: «Сегодня мы присутствовали (Я всегда помогаю, передаю инструменты, а Ольга продевает нитки в иглы) при первой нашей большой ампутации (целая рука была отрезана), потом мы все делали перевязки».
Работа в госпитале была изматывающей и психологически тяжелой. Страдания раненых, их боль, сложные операции, ампутации и особенно смерть пациентов – для Ольги Николаевны, с ее ранимым, чутким сердцем, стали большим испытанием. Раненых не всегда удавалось спасти, это становилось настоящим горем для сестер милосердия. Ольга Николаевна глубоко переживала каждую такую трагедию, ее нежное сердце болело и в прямом смысле тоже. Вот как описывает одну из первых смертей в госпитале во время операции подруга цесаревен сестра милосердия Валентина Ивановна Чеботарева: «…Вера Игнатьевна перевязала, дала держать Эберману и вдруг артерия перервалась, кровь хлынула рекой, и тут Вера Игнатьевна проявила чудеса ловкости, мигом отшвырнула Эбермана и одним движением зажала бьющий фонтан. Но легкие уже насытились кровью и всем слышен был роковой свист. Наркоз прекратили, но пульс стал падать, лицо посинело, остановившиеся стеклянные глаза не реагировали ни на свет, ни на прикосновение. Все попытки вызвать искусственное дыхание, опрокидывание головы вниз – ничто не помогало. В жизни не забуду этой первой смерти, что пришлось видеть. Два-три каких-то беспомощных всплескивания губами – и все кончено. Человека не стало. Какая мертвая тишина наступила… Сестры, и Ольга, и Татьяна, плакали. Государыня, как скорбный ангел, закрыла ему глаза, постояла несколько секунд и тихо вышла. Бедная Вера Игнатьевна моментально ушла к себе. До чего ей было тяжело; у всех врачей был сконфуженный, но виноватый вид. Драматично еще то, что жена его не получила телеграммы, ехала, уверенная, что он легко ранен и первым делом наткнулась на денщика: “Где барин, проведи меня скорей”, а тот по простоте душевной брякнул: “Вот здесь, в часовне”».
Всего 18 лет было Ольге Николаевне, когда она стала сестрой милосердия и начала работать в лазарете. В те дни все ее записи в дневнике – это сплошные «истории болезни». Цесаревна каждый день старательно перечисляет операции, в которых она принимала участие, перевязки, которые она делала. Читать эти скорбные списки горя и страданий раненых страшно, а юной чистой великой княжне, совсем девочке, пришлось пройти через эти ужасы работы в госпитале.
Из дневника великой княжны Ольги Николаевны за 1914 год:
– 25 сентября: «В 11 часов с Мама ездили на перевязку. Татьяниному Степанову 112-го Уральского полка отрезали большой палец левой руки. У меня были Дисеновский 17-го стрелкового полка, ранен в правую голень. Фетчук 112-го Уральского полка, ранен в правую ступню. Чубкин 111-го Донского полка, ранен в правое предплечье»;
– 29 сентября: «…Перевязка. У меня Трошев 111-го Донского полка, ранен в левое бедро, бок. Чепанис 106-го Уфимского полка, ранен в грудь. Морозов 111-го Донского полка, ранен в правое бедро»;
– 6 октября: «…Перевязка. У меня Микертумов 16-го гренадерского Мингрельского полка, ранен в руку. Гайнулин – 4-го стрелкового Кавказского полка, тоже в руку. Лютенко 202-го Гурийского полка, резали грудь. Кусок кости вынули под хлороформом. Татьяниному Арутинову 1-го стрелкового Кавказского полка вынули из щеки-шеи шрапнель, вышедшую через глаз левый»;