Справедливости ради нужно сказать, что подпоручик Кикнадзе был человек неробкого десятка и осенью 1915 года он попал в Дворцовый госпиталь с тяжелым ранением. 18 июля 1916 года он был награжден Георгиевским оружием «за то, что 30 августа 1915 г. во время боя у мст. Мейшагола, временно командуя ротой, будучи окружен превосходными силами противника и неся тяжкие потери от артиллерийского и ружейного огня, штыками пробился, отбросил противника и занял в тылу позицию, обеспечив отход наших батарей. Тяжело раненый оставался в строю до потери сознания». Вскоре его из Дворцового лазарета перевели в Евпаторию. Есть сведения, что Кикнадзе в 1916 году снова оказался на фронте, был ранен в спину, лечился в Царском Селе с 16 сентября по 22 октября 1916 года. После революции он оказался в эмиграции в Швейцарии.
Великая княжна Татьяна Николаевна – умница, красавица, своим благородством и добротой покоряла сердца всех близко узнававших ее людей. Сохранилась легенда, что и знаменитый поэт Николай Гумилев во время лечения в лазарете в Царском Селе был тайно влюблен в Татьяну Николаевну. В революционные годы арестованный Гумилев на допросе не отрекся от своих монархических убеждений, был обвинен в участии в монархическом заговоре и расстрелян. Некоторые публицисты утверждают, что на допросе поэт заявил, что был влюблен в дочь Государя, и в обвинение были внесены слова о его близости к семье царя.
Осталось описание внешности великой княжны Татьяны Николаевны во время ее работы в Дворцовом лазарете – оно принадлежит жительнице Царского Села С.Я. Офросимовой: «Она великая княжна с головы до ног, так Она аристократична и царственна. Лицо ее матово-бледно, только чуть-чуть розовеют щеки, точно из-под ее тонкой кожи пробивается розовый атлас. Профиль ее безупречно красив, он словно выточен из мрамора резцом большого художника. Своеобразность и оригинальность придают ее лицу далеко расставленные друг от друга глаза. Ей больше, чем сестрам, идут косынка сестры милосердия и красный крест на груди. Она реже смеется, чем сестры. Лицо ее иногда имеет сосредоточенное и строгое выражение. В эти минуты она похожа на мать. На бледных чертах ее лица – следы напряженной мысли и подчас даже грусти. Я без слов чувствую, что она какая-то особенная, иная, чем сестры, несмотря на общую с ними доброту и приветливость. Я чувствую, что в ней – свой целый замкнутый и своеобразный мир».
Арест. Ссылка. Расстрел
В конце февраля 1917 года великая княжна Татьяна Николаевна заболела корью, вслед за старшей сестрой и братом, которые оказались в постелях еще 21 февраля. Болезнь у великой княжны протекала очень тяжело с высокой температурой. Обеим старшим цесаревнам назначили строгий постельный режим. Они лежали в своей комнате в полутьме, для чего круглые сутки были плотно закрыты шторы на окнах. За больными детьми ухаживала Государыня, которая в эти дни не снимала одежду сестры милосердия. У Татьяны Николаевны болезнь дала осложнения, у нее начался острый отит, такой сильный, что какое-то время она совсем ничего не слышала.
Полностью изолированные от внешнего мира старшие цесаревны ничего не знали ни о беспорядках в Петрограде, ни о волнениях среди охраны дворца, ни об отречении отца. В это время большая часть царскосельского гарнизона перешла на сторону Временного правительства, особенно активные революционные солдаты окружили Александровский дворец, готовясь захватить Государыню с детьми. На защиту Царской семьи встали преданные императору офицеры Собственного Его Величества конвоя, часть офицеров гарнизона и Гвардейского экипажа – основная часть так любимого Августейшей семьей экипажа в первые же дни революции присягнула на верность новому правительству и отправилась в Петроград. Среди тех, кто готов был отдать жизнь за Царскую семью, был друг Татьяны Николаевны лейтенант яхты «Штандарт» Н.Н. Родионов, который по личной инициативе присоединился к немногочисленным защитникам Александровского дворца. Решимость солдат и офицеров, готовых оборонять дворец, позволила избежать штурма. И, возможно, эти люди спасли жизнь Государыне, цесаревнам и цесаревичу, поскольку нападавшие были настроены очень решительно, явно собираясь «избавиться от немки и ее детей».
Накануне возвращения Государя, 7 марта, Александра Федоровна решила рассказать дочерям о его отречении. К этому известию княжны отнеслись сдержанно, успокоив мать: главное, что папа возвращается, и теперь они будут все вместе, остальное неважно. То, что говорила императрица, Татьяна Николаевна не расслышала, слух возвращался к ней медленно, голова все еще была замотана бинтами. Она ничего из сказанного не поняла. Фрейлина баронесса С.К. Буксгевден писала, что Татьяне Николаевне «…трудно было следить за быстрыми словами матери, голос которой охрип от волнения. Сестрам пришлось записать для нее подробности, чтобы ей было понятно».