Святилище кровавой луны

– Ты мой дом, Дэкс, – шепчет он. – Я люблю тебя, даже когда ты разжигаешь во мне гнев, который может разрушить королевство. – Говоря это, он проводит рукой вниз по моей груди, срывая вздох с моих губ, когда дергает за веревочку, распахивая мою блузу.

– Поцелуй меня, прошу, Гидеон, – умоляю я, цепляясь за его тунику, чтобы притянуть его ближе.

Смертоносная ухмылка расползается по лицу, выдающему безудержную страсть.

– О, маленькая эльфийка, – мурлычет он, проводя пальцем по моему подбородку, по центру шеи и вниз между грудей. Я цепляюсь за его одежду, словно это моя единственная ниточка к здравомыслию, и чувствую, как ткань сминается в моих руках. – Я бы уничтожил королевство по твоему желанию. Однако я буду глух к твоим желаниям, когда ты будешь выкрикивать мое имя.

Он тоже ее чувствует. Эту потребность. Это чувство, когда падаешь на колени, ослепленный голодом. Потому что я тоже это чувствую – к нему.

Он не двигается, пока воздух электризуется между нами, покалывая кожу там, где блузка обнажает меня. Его рука скользит, прежде чем надавить на мой распаленный центр внизу, заставляя меня выгибаться от его прикосновений. Что-то изголодавшееся внутри меня начинает бунтовать из-за ткани, оставшейся между нами.

Наши губы находят друг друга как раз в тот момент, когда я собираюсь пошевелиться. Поцелуй становится тяжелее, настойчивее, чем был раньше, и скорость его пальцев растет с каждым вздохом. Рука, на которую он опирался, обнимает мою голову и сжимает в кулаке мои волосы. Пальцами я подтягиваю его тунику, добираясь до талии, и пытаясь поднять до плеч. Но он не двигается, не отрывая своих губ от моих и ткани между нами.

Он прищелкивает языком.

– Такая нетерпеливая, дорогая.

– Я нетерпеливая женщина, – хриплю я, используя свои силы, чтобы оттолкнуть его.

Он хохочет и одним быстрым движением сбрасывает тунику на пол рядом с нами.

– Твоя очередь. – Он двигается с уверенностью, как будто каждое движение до этого момента было просчитано. Я словно глина в его руках, он подчиняет меня своей воле, стягивая блузу через голову.

Ночная прохлада посылает вереницу мурашек по моей коже, но я не позволяю себе дрожать. Я хочу приберечь это для него и только для него. Его рот опускается на мою грудь, задевая зубами сосок, доводя меня этим до дрожи. Его руки сжимают мои ягодицы с ненасытным желанием, и с моих губ срывается сдавленный стон.

Я обхватываю его ногами, когда своим достоинством он упирается в мой очаг желания, и я ощупываю его брюки, чтобы обхватить его рукой. Между нами все еще слишком много ткани. Он перехватывает мою руку своей, поднимая ее над моей головой, и рычит:

– Подожди. – Я вырываюсь, отчего хватка лишь усиливается, приближая меня к боли. – Я сказал, подожди, – рычит он.

Я прищуриваюсь, глядя на него, когда он возвращает свое внимание к моей груди, удерживая мою руку над головой. Он отпускает меня, обводя ладонями мои очертания, оставляя после себя раскаленный след, и одним движением стягивает с меня хлопковые штаны. Я ахаю, чувствуя, как холодный воздух обжигает мою открытую кожу.

Он встает на колени. Свет отбрасывает темные тени на его пресс, подчеркивая мышцы, которые были отточены до убийственного совершенства. Я поднимаю на него глаза, пьянея от вкуса глинтвейна – от вкуса его страсти. Я принадлежу ему, ему принадлежит мое сердце, ему принадлежит каждая частичка того, кем я являюсь. Он выглядит таким опасным, каким и является на самом деле, с идеально сформированными мышцами, созданными небесами, и хаосом в глазах, который угрожает поглотить меня целиком. Он выглядит как бог.

Он облизывает губы, обводя взглядом мое тело, задерживаясь на обнаженной груди и самом пикантном месте с выражением, которое можно описать только как первобытный голод.

– Ты выглядишь как богиня.

Он отстраняется от меня, и я приподнимаюсь на локтях, поскольку растущий страх, что он уйдет, терзает мое сердце. Его голова зарывается между моих бедер, и сдавленный крик срывается с моих губ.

У меня затрудняется дыхание, я всхлипываю, постанываю, кричу от блаженства в такт каждому движению его языка. Я двигаю бедрами, придвигаясь ближе, получая удовольствие от его жадности. Он танцует языком так, словно голодал всю свою жизнь, а его руки непрерывно движутся, вызывая в моем сознании шквал желания, отчего я уже не понимаю, где верх, а где низ. Он пирует так, словно умирает с голоду, а я – лучшее блюдо, которое он пробовал во всех восьми королевствах. Его руки перемещаются от ягодиц к бедрам, к грудям, к кистям моих рук, не прекращая движения, как будто он ищет чего-то большего. Нуждается в большем. И я позволяю ему.

Я не могу не упиваться его видом. Его боятся и желают заполучить короли, оружие, способное на истребление, и все же он здесь: оружие на коленях и между моих бедер.

Он поднимает глаза, чтобы встретиться с моим взглядом, и краска приливает к моим щекам от того, что меня застукали за разглядыванием.