Святилище кровавой луны

Я призываю силу луны к своим мышцам, перепрыгиваю последнюю ступеньку, минуя лужи крови, и Гидеон направляет меня другой дорогой, не той, которой мы пришли. В каждом коридоре, куда мы сворачиваем, пахнет магией и кровью. Куда бы мы ни повернули, везде хаос: по стенам разбрызгана кровь, капающая на пол; люди бегут во все стороны, отчаянно пытаясь спастись; из ниоткуда появляются отрубленные конечности. Крик калиака разрывает воздух, и я вздрагиваю, желая заткнуть уши от этого звука, и останавливаюсь. Полностью. Застыв во времени. Звук становится громче, нарастая до такой степени, что жидкость в моих ушах закипает.

Их трое.

«Откуда, черт возьми, взялись три калиака? – Гидеон тянет меня за руку, пытаясь заставить двигаться, но я еще не закончила. – Я найду выход. Помоги им!»

Он делает вдох, мгновение пристально смотрит на меня, прежде чем кивнуть и исчезнуть. Не раздумывая, я начинаю переставлять ноги. Сначала они словно одеревенели, а потом вообще перестали ощущаться как ноги, просто колеса, которые бесконтрольно вращаются. Положив оружие в корзину и рывком распахнув дверь, я мчусь по коридору для прислуги. Все бегут в одном направлении – даже стражник, – все с одной мыслью: убраться к чертовой матери из дворца. У большинства из них руки пусты, у некоторых наготове оружие, некоторые тащат кого-то еще. И только у меня в руках корзина.

Вопль калиака раздается снова, и все оборачиваются, думая, что монстр стоит у них за спиной. Но крик внезапно обрывается. Я не трачу время на размышления о том, Гидеон ли виной этому, или достаточно ли длинна нить, чтобы он мог задержаться и убить их всех.

Люди впереди расталкивают друг друга, пытаясь пробежать по узкому коридору первыми, и я отступаю, позволяя им протиснуться, прежде чем последовать вплотную за ними. Мы высыпаем в раздевалку, и большинство из них не утруждают себя тем, чтобы схватить свои плащи. Подбегая к десятому крючку от входа, я дергаю за плащ, который мне не принадлежит. Используя плащ и постельное белье, я оборачиваю им зеркало, крепко прижимая его к груди, прежде чем протолкнуться вперед всех остальных, чтобы выйти наружу. Все слишком заняты своим спасением, чтобы заметить мое бегство и предмет, который я держу в руках.

Солнце только что скрылось за горизонтом, и падающий снег затихает. Нить натягивается, и появляется Гидеон, который бежит рядом со мной вместе со всеми остальными слугами.

«Взрослый калиак и его дитя мертвы. С другим ребенком они и сами справятся».

Ребенок? Так вот почему я видела десять рук? Я качаю головой, не заботясь о размножении монстра. Гидеон сказал, что они смогут справиться с одним ребенком самостоятельно, и я предпочту в это поверить.

«Спасибо», – хриплю я, изнеможение накатывает на меня.

Промчавшись по одной улице, затем по другой, он поворачивает голову ко мне.

«Я проверю, как там Лю».

Я слишком устала, чтобы даже кивнуть, и он это тоже знает. Я даже не моргаю, когда он исчезает, сосредоточившись на том, следует ли за мной кто-то из стражи. Я продолжаю бежать с помощью луны, пока не показываются конюшни и нетерпеливая Лю не топает копытами с моими сумками, уже надежно привязанными к седлу.

Сдергиваю ее поводья со столба, укладываю зеркало на седло и пристегиваю его ремнями. Я хватаюсь за луку, закидываю ногу, забираясь, и отправляю ее в галоп еще до того, как должным образом усаживаюсь в седло. Одной рукой я держу поводья, другой срываю с себя лазурное платье, расстегивая пуговицы и разрывая ткань, обнажая платье, которое было под ним. Отшвыривая одежду слуг, я наблюдаю, как она опускается на снег, покрытый отпечатками копыт Лю.

Вытаскивая свой плащ оттуда, где он был завязан, я натягиваю его через голову, не утруждая себя расстегиванием. Ветер подхватывает ткань, развевая ее у меня за спиной, пока мы спускаемся с горы. И тут я чувствую это: на меня смотрят. Отовсюду, но одновременно из ниоткуда. Я осматриваю окна и переулки, но ничего не замечаю. Я отмахиваюсь от этого, списывая на паранойю. Каждые несколько секунд нить натягивается, но Гидеон не появляется, а я слишком поглощена собственным страхом, чтобы думать о том, куда он пропал.

Люди отскакивают в стороны, проклиная меня, когда мы огибаем прилавки. Только когда мы добираемся до середины горы, Лю переходит на рысь, смешиваясь с экипажами и другими всадниками. Время идет, на улицах становится больше людей, и мне приходится натягивать поводья, чтобы Лю не кусала руки, которые останавливают повозку или привлекают внимание других. Она вырывается, когда мы оказываемся у прилавка с фруктами, и я сдаюсь, бросая больше монет, чем необходимо, в обмен на яблоко.