Святилище любви

– Буду очень удивлена, если это «никогда» продлится дольше завтрашнего утра, – хихикнула Дианта. – Хотя я была бы не прочь оставить Окиноса в нашем доме. Из него получился бы хороший охранник, ну и отменный любовник – после некоторого обучения, конечно. А впрочем, нет, он слишком горяч и ревнив… ему было бы трудно выдержать те оргии, которые здесь будут происходить, непременно вмешивался бы и выкидывал наших гостей вон голыми!

– Что ты такое говоришь, Дианта?! – возопила донельзя смущенная Никарета. – Окинос – наш друг, как же можно… как можно даже подумать?!

– Ну и что же, что друг? – пожала плечами Дианта. – Неужели мы отправляемся на ложе страсти с врагами? Враги нас насилуют, а друзья доставляют удовольствие…

И тут же гетера всплеснула руками и захохотала, глядя на Никарету:

– Успокойся, скромница! Я шучу, поверь! Окинос – из тех мужчин, которые могут любить только одну женщину. И это не ты и не я. Хотя… может быть, все-таки попытаться приласкать его нынче ночью? Ты будешь спать там, где мы устроили Мавсания, а мы с Окиносом…

– Ты невыносима! – рявкнула Никарета. – Я не позволю тебе совратить Окиноса! Завтра же утром я отведу его к Поликсене – если надо, палкой погоню! Они не могут жить друг без друга, неужели ты не видишь?

– Да я шучу, шучу, – отмахнулась гетера. – Ради Поликсены я на все готова… Даже обучить Окиноса некоторым приятным фокусам, которые придутся по нраву любой женщине!

И неисправимая Дианта, хохоча, принялась вынимать из сундуков посуду для обеда, а Никарета пошла во двор – готовить еду для Мавсания.

Собственно говоря, это было ячменное толокно, разведенное теплым молоком с ложкой меда и крупинкой соли для придания вкуса. Особых хлопот занятие это не требовало, поэтому Никарета уже через несколько мгновений вошла в комнату, где в углу на свежей соломенной подстилке лежал Мавсаний. Он не спал и встретил Никарету своей обычной слабой улыбкой, лишенной всякого смысла.

Никарета приподняла его, усадила, прислонив к стене, и принялась кормить, делая это безотчетно, совершенно погрузившись в свои мысли. Она была потрясена минувшими событиями, она была напугана, расстроена из-за ужасного расставания с Поликсеной, однако, как это ни странно, самым сильным впечатлением этого долгого и тяжелого дня для нее оказался тот миг, когда надменный всадник взглянул в ее глаза серыми глазами, в которых вдруг мелькнуло выражение растерянности, и Никарета почувствовала, как накалился и задрожал между ними воздух, и ей даже показалось, что она ощутила его губы на своих губах.

А потом она узнала, что это и есть Драконт Главк!

О, если бы знать, что было или чего не было между ними! О, если бы Мавсаний очнулся и смог ей рассказать, что связывало ее с человеком по имени Драконт Главк!

– Драконт, – шепнула она, изумляясь своему волнению и дрожи своего голоса, изумляясь нежности, которая в нем вдруг зазвучала, – Драконт Главк…

Мавсаний внезапно вздрогнул, но тут же опустил веки и продолжил глотать толокно – ложку за ложкой, вяло и неохотно.

Никарета кормила его, терпеливо вытирая подбородок, не подозревая, что в то самое мгновение, когда она с непрошеной нежностью прошептала жестокое имя Драконта, Мавсаний внезапно вспомнил все, что некогда позабыл.

Коринф, асклепион

Драконт направил коня на слегка прикрытые ворота и первым въехал в пустой двор. Сквозь высокие и широкие окна ему было видно, что помещения асклепиона пусты.

– Господин, тут было много народу, – задыхаясь, выдохнул Нотос, помощник домоправителя, всю дорогу бежавший, держась за стремя хозяина, и сейчас еле стоявший на ногах. – А Мавсаний лежал вон там!

Драконт спрыгнул с коня и прошел вдоль асклепиона, слыша за спиной возбужденный говор своих спутников.

Когда Нотос, с вытаращенными от страха глазами, прижимая к себе нелепый рогожный мешок, примчался в усадьбу, Драконт был там не один: его друзья, как часто случалось вечерами, собрались на просторном заднем дворе Главков, чтобы устроить петушиные бои. Нотос еле докричался до хозяина сквозь ор петухов, возбужденных чесноком и зерном, вымоченным в вине, и рвавшихся в бой. Сначала Драконт даже слушать не хотел перепуганного слугу, но стоило тому произнести имя Мавсания, как все переменилось. У Нотоса от ужаса заплелся язык, таким бешеным огнем засверкали вдруг глаза господина!

– Мавсаний у асклепиадов? – не проговорил, а как бы прорычал Драконт – и бросился к коню, на бегу приказав Нотосу: – Следуй за мной!

Потом он хлестнул коня, угодив заодно и по спине слуги, но обоим это лишь прибавило прыти!

Приятели Драконта, слышавшие этот разговор и разгоряченные вином не меньше, чем петухи (впрочем, они и без подогрева были всегда готовы подраться!), тоже вскочили верхом и, стремительно промчавшись по улицам Коринфа и вздымая за собой тучи пыли, вскоре ворвались вслед за Драконтом во двор асклепиона и принялись заглядывать во все углы, выискивая его обитателей.