– Поликсена, – чуть не плача, простонала Никарета, – я не хочу покидать тебя в беде!
– Может быть, все еще и обойдется, – слабо улыбнулась хозяйка асклепиона. – Но вам нужно непременно скрыться!
– Она права, – решительно сказала Дианта. – Ты пойдешь со мной, Никарета, я давно хотела тебе это предложить – поселиться у меня, в Проастио Наос, в Предместье храма. Если ты хочешь попасть в храм Афродиты, ты должна стать гетерой. Я научу тебя всему, что знаю и умею! Впрочем, об этом мы поговорим позже… Послушай, Поликсена, мне кажется, что Мавсания надо убрать отсюда. Он ведь не может ходить, он не спасется. Я готова забрать его с собой. Мы с Никаретой можем ухаживать за ним поочередно. Вот только как его перенести…
– Наймите носильщиков, – сказала Поликсена, однако Окинос перебил ее:
– Я сам отнесу Мавсания к тебе домой, Дианта.
– Что?! – возмущенно обернулась к нему Поликсена. – Ты должен бежать! Спасаться!
– Я больше не намерен исполнять твои приказания, – ледяным голосом ответил Окинос. – Спасаться? А если я не виновен? Ты с легкостью приписала мне это убийство, хотя нас тут было двое. Я понимаю, наш нежный и велеречивый красавчик Чаритон не мог совершить такого злодеяния. А я – простой, грубый, уродливый собиратель трупов! – конечно, мог! Я же всегда готов на убийство! Просто так, потому что мне так хочется! Как же ты не боишься за свою жизнь, оставляя меня при себе? Вдруг мне захочется убить и тебя, и этого юного красавчика, который тебе так мил? Нет, я лучше пойду с Диантой, помогу ей…
Во время этой речи, в каждом слове которой звучала смертельная обида, Поликсена смотрела на Окиноса почти с ужасом, и раскаяние порой мелькало на ее лице, однако при упоминании Дианты мучительная судорога исказила ее черты, и она хрипло, с ненавистью закричала:
– Иди! Иди к Дианте! Плюнь на свою жизнь, на свое спасение! Наконец-то вы без помех сможете предаться гнусной похоти! У вас друг на дружку давно уже слюнки текли, ну так я не стану больше вам мешать!
– Если бы ты хоть раз позволила себе предаться похоти, ты не называла бы ее гнусной, – обиженно сказала Дианта. – И что за ерунду ты несешь, скажи? Знаем мы, у кого текли слюнки при виде Окиноса!
– Всё! – закричала Поликсена, и видно было, что она с трудом владеет собой. – Довольно! Все уходите прочь! А у меня есть дела поважнее! Чаритон! Бери его за ноги, быстро! – Она указала на труп. – Несем его на ледник! Времени слишком мало!
Ошеломленный Чаритон, который все это время стоял с таким видом, словно это не Зенон, а он сам получил смертельный удар по голове, шатаясь, подошел к трупу домоправителя и поднял его ноги. Поликсена с неженской силой подхватила тело под плечи и, пятясь, вышла из покоя.
– Всё! – яростно выдохнул ей вслед Окинос. – Раз так – это всё!
– Чаритон… – робко позвала Никарета, однако тот не слышал.
– Ничего, – сказала Дианта, которая за время своей бурной жизни прочно усвоила, что проходит всё и поправимо всё, кроме смерти, – мы уладим это потом, а сейчас и впрямь надо спасаться. Окинос, сможешь нести Мавсания один? Конечно, я и не сомневалась… Никарета, давай завернем этого беднягу в покрывало. Ты будешь идти рядом с Окиносом и поддерживать его голову. А я возьму это зеркало – на время, конечно, думаю, Поликсена не станет возражать, – потом новые сандалии, которые ты начала для меня делать, ну и парик, конечно, мой прекрасный парик!
И Дианта, подняв с полу парик, хлопнула его о колено, выбивая пыль, и нахлобучила на голову, не забыв посмотреться в зеркало Поликсены.
– Деревня горит, а порна моется! – с угрюмой, натужной веселостью пробормотал Окинос, осторожно поднимая с пола Мавсания, который, по своему обыкновению, бессмысленно улыбался.
За всей этой суматохой никто даже не заметил, как из кустов, окружавших асклепион, выбрался и бросился наутек какой-то человек с белым от ужаса лицом. В руках он держал большой рогожный сверток.
Это был Нотос, помощник домоправителя, которого Зенон взял с собой на всякий случай: ведь, если бы не удалось уговорить Чаритона, он всерьез намеревался похитить юношу, ударив по голове и засунув бесчувственное тело в мешок. Нотос видел все, что произошло с Зеноном, и сейчас мечтал только об одном: незаметно скрыться из этого ужасного места и поскорей сообщить обо всем господину.
– Моя госпожа сошла с ума. Я давно говорила ей, что она простовата и глуповата, но теперь вижу – она окончательно рехнулась! Сколько мужчин обивали тут пороги и трясли кошельками, а она приволокла себе любовника, у которого не то что ничего не поднимается – он и сам-то подняться не может!