Святилище любви

– Люблю толстух! – воскликнул Такис, жадно озирая полное, налитое, крепкое тело с небольшими грудями и пышными бедрами. – Как она умудрялась прятать все свое богатство под этими белыми тряпками?! Больше этого не будет, клянусь!

И он трясущимися от вожделения руками принялся было задирать свою одежду, обнажая изнывающий от нетерпения фаллос, однако Джонас – кажется, единственный, в ком еще сохранился разум, несмотря на количество выпитого и вспыхнувшее вожделение! – попытался его остановить:

– Она асклепиад, она под защитой архонта! И как женщина она достойна жалости!

– Под защитой архонта находился Поликсен, – огрызнулся Такис, – мужчина, асклепиад. Почем ты знаешь, кто она такая? Может быть, она убила того мужчину и прикинулась им, назвалась его именем? Есть ли за что ее жалеть?

Его слова показались убедительными всем, только на лице Джонаса еще оставалась тень сомнения. И тут Гедеон, который во что бы то ни стало хотел добиться своего, понял, что пора двинуть вперед свой последний остон[101] – рискнуть, как он любил рисковать при игре в петейю, чтобы выиграть все, что стояло на кону.

– Она достойна жалости? – завопил Гедеон столь пронзительным голосом, что ему позавидовал бы даже актер из театра Диониса, старающийся, чтобы его реплики были слышны в верхних рядах амфитеатра. – Да вы сюда посмотрите, сюда!

И предатель распахнул двери ледника.

Мраком и стужей пахнуло в любопытные, разгоряченные лица. Мраком, стужей и смертью – словно они заглянули в киммерийские преддверья Аида. Отблески почти догоревшего факела, при котором работала Поликсена, отражались в глыбах льда, лежавшего по углам и создававшего в некротомео, этом покое смерти, дух потусторонней стужи. И на этих глыбах льда там и сям лежали мертвые тела с отрезанными руками или ногами или разрезанными туловищами. В отдельном углу громоздилась груда голов, у некоторых были вскрыты и опустошены черепа. На большом столе в центре некротомео возлежал труп домоправителя Зенона с разрезанным животом, из которого выпирали сизые кишки. А над всем этим возвышалась прекрасная белая мраморная статуя могучего, бородатого Асклепия – окутанного хламидой, опирающегося на посох, который был обвит змеей. Змея тянулась ядовитой пастью к руке Асклепия, которая словно бы готова была без всякого страха приласкать ее.

Этот бесстрашный жест и мягкая, многомудрая, всепрощающая улыбка, с которой бог-врачеватель взирал на творящееся вокруг кровавое бесчинство, вышибли остатки разума у молодых полупьяных эллинов, и даже у Джонаса. Где им было понять – или хотя бы задуматься над этим! – что бог-врачеватель видел в деятельности асклепиадов не злодейство, а попытку проникнуть в тайны строения и исцеления людей! Полупьяные молодчики восприняли все, что предстало перед их глазами, как такое же кощунство, что и старания Асклепия воскрешать мертвых. И, поскольку Зевс убил его за это ударом молнии, они приняли на себя роль громовержца – поделив между собой роль палача.

Смрадный воздух некротомео словно бы помутил им разум и застил глаза кровавой пеленой – во всяком случае, когда они спустя некоторое время очнулись и увидели при свете факелов дело рук своих, то почти всех немедленно начало выворачивать там же, где они стояли. Наперегонки бросились они к водоему, чья гладь блистала сквозь ароматные розовые кусты, смывая с себя рвоту и кровь. А затем сгрудились около хрипящих, бьющихся коней, которые почти помешались от густого запаха крови.

У всех стучало в висках от ужаса, никто не верил, что мог участвовать в таком страшном злодеянии – и каждый уже видел себя распятым на городской стене, ибо именно так наказывают убийц… А они совершили убийство.

Но в отличие от них всех, кого раскаяние лишило разума, Такис никакого раскаяния не испытывал, а значит, мыслил холодно, четко и трезво. Кроме того, запах смерти всегда пробуждал в нем особую изобретательность, что испытали в свое время пленные тавлантии и дарданцы, когда Такис участвовал в основании коринфской колонии Эпидамн в Иллирии[102]. И, поскольку убийство безоружных врагов не всем было по нраву (к примеру, Таксис едва не рассорился навсегда с этим чистоплюем Драконтом Главком!), он с той же изобретательностью выдумывал себе оправдания. И сейчас, обладая полной и бесспорной властью над умами своих приятелей, он холодно и убедительно говорил им, что нужно делать, как держаться и что говорить, дабы избегнуть наказания.

Отдельный разговор произошел у него с Гедеоном, которого слегка подташнивало как от ужаса, так и от радости. Каждый из них двоих хотел сподобить второго тащить для него змею из норы…

Переночевать вся компания отправилась к Такису (он жил один, родители его давно умерли, а жениться ни Такис, ни его друзья не спешили, в том числе и Драконт), а на рассвете всем вместе явиться сюда вновь – и продолжить игру, в которую втянул их не только Такис, но и собственные их безумие, и страх, и жестокость.