Святилище любви

– С тех пор, как Солон[103] – да хранят его боги Олимпа! – узаконил наше ремесло, только гетеры имеют право брать за свою любовь деньги, – пояснила Дианта. – Порны тоже ложатся под мужчину не бесплатно, но делают это украдкой, а потому их может обидеть любой городской стражник, отняв у них заработок или попользовавшись их телом за просто так. А вот гетеры платят в городскую казну фору[104], а значит, являются такими же ремесленниками, как пекарь или сапожник. И мы законно, не опасаясь нападения пьяной стражи, можем принимать посетителей – и никакая почтенная женщина не посмеет бросить мне упрек за то, что меня посещает ее супруг: это то же самое, что он отправился в кабак, содержатель которого тоже вносит деньги в городскую казну! Так вот, имей в виду, что налоги гетер составляют не десятину, как у прочих ремесленников, а двадцатую часть дохода! Но это все равно получаются немалые суммы, поэтому мы очень выгодны казне. Конечно, мы бы давно разорились, если бы не подарочки наших любовников. Эти подарочки налогом не облагаются, – она хихикнула. – Так что всем нам нужно очень хорошо уметь считать, чтобы и отелонис[105] остался доволен тем, что принесет от нас в казну, и у нас самих кое-что осталось. Поначалу я очень много теряла, потому что не знала некоторых хитростей, ну, жизнь научила…

– Жизнь? – удивилась Никарета. – А разве ты не могла у кого-нибудь спросить совета?

– Да у кого же? – еще больше удивилась Дианта. – Когда Рхода занималась своим ремеслом, никаких фор еще не платили. А разве мне подскажет кто-то другой? Здесь ведь каждый сам за себя, сколько раз тебе повторять!

– То есть гетера отличается от порны тем, что платит налоги и подороже берет за удобное ложе и свои красивые наряды? – не унималась Никарета. – А если мужчина захочет не только потешить похоть, но и поговорить о поэзии и философии? Что ты сможешь ему рассказать? Почему ты не учишься этому?!

– Да где же я научусь? – почти с испугом, жалобно спросила Дианта.

– Да хоть у меня, – улыбнулась Никарета. – Благодаря Харизию я узнала многое! Он читал мне между объятиями стихи, чтобы потом я читала их ему. И я не забыла ни строчки! Но мне очень жаль, что для гетер нет такой школы… Чего-то вроде гимнасия, какие есть у мужчин… школы, где девушки узнавали бы разные хитрости, необходимые для того, чтобы уметь соблазнять и услаждать мужчин, от первых навыков любовной магии до постельной изощренности! И как украшать себя, и как правильно платить фору, и о красивых стихах, которые могут возбудить мужчину не меньше, чем трава сатирьон, о которой говорила Поликсена! Я бы охотно поступила в такую школу – и с удовольствием сама стала бы гетерой!

– Школа для гетер? – со снисходительным выражением хмыкнула Дианта. – Да кто в нее пойдет?! Разве что маленькие глупенькие девочки, которые грезят о нашей жизни, не понимая, насколько она тяжела? Тут, в окрестностях, полным-полно таких малышек, которых матери, чтобы прокормить семью, продают сладострастникам, мечтающим о наслаждении невинностью! Но девственность можно утратить только раз! А после этого девчонки идут в самые жалкие порны, чей век недолог… Конечно, если бы их обучить ремеслу… Среди них есть хорошенькие, из которых вышел бы толк! Иной раз так жаль их… – Дианта безнадежно махнула рукой: – Но ты можешь себе вообразить, сколько денег понадобится, чтобы открыть и содержать такую школу? Ни тебе, ни мне их в жизни своим передком не заработать. Ареопаг вряд ли поможет – зачем ему это? Конечно, поддержать эту школу мог бы храм Афродиты Пандемос, ведь это – затея во славу богини, но ты знаешь, кто в нем вершит порядок? Гермафродитосы захватили всю власть, пользуясь тем, что их кумир был сыном Афродиты! Прежних жриц повыгнали, невесть что там творят, но платят городской казне столько, что их никто трогать не хочет. Ох, Никарета, поздно уже, пора спать!

И подруги наконец-то разошлись по своим комнатам.

Однако Никарете никак не спалось. Ее мучила смутная тревога, терзали воспоминания о том, что произошло в асклепионе. Хотелось сбегать туда, но она боялась, что заблудится в темноте на незнакомых улицах.

Она выглянула из ворот. Тьма-тьмущая… И не видно блуждающих огней, которые означали бы, что в город вышли асклепиады. Выйдут ли еще хоть раз?! Никарета дала себе слово, что поутру обязательно сходит навестить Поликсену и Чаритона и обязательно заставит Окиноса проводить себя. Он помирится с Поликсеной – и все, конечно, будет хорошо!

Наконец глаза начали слипаться, но сны, которые иногда вспыхивали перед Никаретой, были окрашены в густо-красный, тревожный цвет. Ей чудилось множество недобрых рук, которые влекут ее по узкому проходу средь каменных стен, и ужас переполнял ее, однако в тот самый миг, когда сердце готово было разорваться, впереди забрезжил свет, и он означал жизнь, он был прекрасен, словно поцелуй возлюбленного! И голос, голос, который она уже слышала раньше, настойчиво повторял: «Верни мне похищенное… Верни, и сама возвратишься!»