Святилище любви

И только сейчас к ней вернулась память о том, как она здесь оказалась и кто она такая. Никарете было неизвестно, по какой причине ее отдали Косме, куда он ее вел и какая ждала ее участь, одно знала она – вернуться к людям для нее невозможно! Она не может ничем помочь Аргиросу, не может привести людей, чтобы спасти его, не может показать им эти чудесные творения, потому что здесь лежит мертвый Косма… Ее обвинят в его смерти, схватят и снова отведут на агору, где высекут – и бросят умирать так же, как брошен умирать Аргирос.

Да что! Даже будь у нее возможность вернуться, разве найдет она обратную дорогу в переплетении подземных коридоров?!

В это мгновение пес вдруг забеспокоился, поднял голову, испустил короткий радостный лай – и бросился вон из пещеры.

Однако Никарета даже не заметила этого.

Слезы текли из ее глаз, лицо Аргироса расплывалось – и девушка не могла понять, то ли он улыбается, то ли кривится от боли.

– Не плачь, любимая, – сказал Аргирос, стараясь говорить громче и отчетливей, и голос его отразился от сводов пещеры. – Послушай меня… Я должен открыть тебе тайну. Гермафродитосы напали на нас не случайно: они следили за мной. Они хотели заполучить хорошего ваятеля, который изваял бы для них статую Афродиты из знаменитого светящегося мрамора, который можно найти только в подземельях Акрокоринфа. Они мечтали преподнести ее храму Афродиты, представив дело так, будто она создана не человеческими руками, а возникла сама по себе – как дар олимпийцев гермафродитосам, как знак их божественного происхождения и как символ той власти, которую они хотели бы заполучить в храме, присвоив себе все его богатства. Они видели прежние мои работы в Беотии и поняли, что я – именно тот человек, который им нужен. Но я отказался ехать в Коринф и работать в подземельях. Видимо, уже тогда чувствовал, что итогом работы на этих тварей станет моя гибель… Я оскорбил их, ответив, что свет не может родиться во тьме, ибо тьма – это прибежище лжи, – и они поклялись отомстить. С тех пор прошел год. Наша с ними встреча в Троаде была случайной, но гермафродитосы сочли, что это – знак небес и этим надо воспользоваться. Они решили захватить меня во что бы то ни стало. И вот им это удалось… Когда гермафродитосы оскопили меня, ты лишилась сознания, да и я тоже. Сам я не видел, что происходило потом, однако спустя время, по обмолвкам, обрывкам разговоров гермафродитосов догадался, что на них напали какие-то местные жители: два крестьянина, вооруженные такими крепкими дубинками, что они быстро разогнали эту ораву жирных трусов, которые храбры только против связанных и безоружных, да еще и изувеченных, каким был я. Гермафродитосы пустились бежать, унося меня с собой… Но, поначалу струсив, они постепенно успокоились и решили вернуться на прежнее место, чтобы подобрать какие-то свои вещи, потерянные впопыхах. Им пришлось повозиться со мной, потому что идти я не мог и был слишком тяжел для этих изнеженных тварей, которые никак не могут решить, мужчины они или женщины. Наконец, уже ближе к закату, они вновь добрались до той рощи, где напали на нас с тобой. И что же они там увидели?! Двух своих обидчиков, которые спали крепким сном! Гермафродитосы набросились на них, связали и оскопили, отомстив таким образом обоим. Но тащить с собой этих двоих им было ни к чему, потому они оставили этих бедняг истекать кровью и двинулись было прочь, но главарь гермафродитосов решил пошарить в дорожной сумке, которая валялась тут же. Она принадлежала кому-то из крестьян, и, казалось, что в ней могло найтись, кроме жалких лепешек?! Однако в ней оказалось истинное сокровище! Там лежал тот самый венец Афродиты, который освещал нам дорогу в ее храме, куда я пришел за тобой! Помнишь?

– Помню ли я?! – только и смогла пролепетать изумленная Никарета, в памяти которой вмиг возникло то волшебное солнечное свечение, которое источали чудесные адамасы в темноте маленького храма Афродиты в Троаде.

– Эти крестьяне ограбили храм, – продолжал Аргирос. – Я не знаю, почему они улеглись спать там, где напали на гермафродитосов, однако сделали они это на свою беду!

– Я знаю, почему они уснули, – проронила Никарета. – Они до смерти устали, насилуя меня… Это были Влазис и Мназон: мой бывший жених и его отец. Потом я смогла кое-как уползти, пока они спали. Видимо, сразу после этого гермафродитосы и вернулись. А я тем временем добралась до побережья, но там меня захватили пираты и продали на рынке рабов в Афинах.

– Твои волосы… – с болью проговорил Аргирос, коснувшись ее головы. – О, твои волосы… Незабываемые, как солнечный свет, которого я так давно не видел!