Святилище любви

Для великолепного животного, ведомого только безошибочным чутьем, было невозможно заблудиться в переплетениях коридоров, поэтому он миновал своего хозяина, который, безуспешно разыскивая верный путь, даже не заметил своего пса, – и ворвался в подземный зал, озаренный бледными отблесками фосфороса, в то самое мгновение, когда очнувшийся Косма схватил за плечи Никарету, пытаясь оттащить ее от бессильно лежащего на земле Аргироса.

Пес вцепился в загривок Космы и сомкнул мощные челюсти. Шея хрустнула – и тень одного из аделадельфис стремительно заскользила в поля забвения, навеки освобожденная от злобы и алчности.

Никарета едва ли поняла, что произошло. Рука ее безотчетно скользнула по голове припавшего к ней пса, который показался смутно знакомым… Кажется, она его видела где-то, но не могла вспомнить где, потому что это было совершенно не важно, а значение имело только одно: перед ней лежит Аргирос… Вернее, то, что от него осталось. Его тень!

Да, можно было подумать, что этот человек уже находился на пути в ту унылую страну, откуда нет возврата, однако ненадолго задержался – чтобы окликнуть Никарету. Но ее руки, ее объятия, ее поцелуи пытались вернуть его в мир живых!

– Аргирос, Аргирос мой… Как же ты сюда попал? Я думала, что тебя убили эти твари!

– Лучше бы они убили меня, клянусь, – прохрипел он.

– Не говори так! – воскликнула Никарета. – Ты жив! Я нашла тебя! Давай я помогу тебе встать…

– Я никогда не смогу встать, Никарета, – слабо выдохнул Аргирос. – У меня перебиты ноги.

– Ноги? – Она испуганно взглянула на какое-то тряпье, которым была накрыта нижняя часть тела Аргироса. – Ноги перебиты? Но, наверное, я смогу их перевязать? Ведь я много дней провела в асклепионе, я там видела людей со сломанными ногами и руками, я знаю, что нужно делать, чтобы ты снова начал ходить. Я сделаю повязки… Я…

Она откинула тряпье – и осеклась, и зажмурилась, и даже закрыла глаза руками, только чтобы не видеть того, во что были превращены чресла Аргироса…

Даже пес тихонько, с ужасом завыл, не то испугавшись этих увечий, не то уловив запах страха, боли и близкой смерти. Что же говорить о Никарете, которая почти лишилась сознания от потрясения?

«Мальчиков мы превращаем в подобных себе», – как сквозь туман, донеслись до нее слова Космы.

Нет, он лгал! Гермафродитосы превращали мальчиков не в себе подобных двуполых существ – они лишали их признаков пола!

То же самое сделали гермафродитосы с Аргиросом.

Даже с закрытыми глазами Никарета видела вспухшие рубцы, которые остались между его ног.

Аргирос слабо шевельнул рукой, и Никарета, услышав шорох, заставила себя открыть глаза. Она поняла его жест: милосердно натянула тряпье на изувеченные чресла и с трудом прошептала:

– Я все равно буду любить тебя, пока жива!

– Это я буду любить тебя, пока жив, – слабо улыбнулся Аргирос… Это была улыбка человека, который перенес столько мучений, что ему, как бы в награду за них, приоткрылось будущее. – И даже после смерти! Вечно… Взгляни, вот залог того, что я сдержу свою клятву.

Никарета обернулась.

Она смутно помнила какие-то белые фигуры, которые заметила, когда бросилась на зов Аргироса, но тогда было не до них. Зато теперь она разглядела, что это – три мраморные статуи.

Две фигуры представляли собой изваяния любовников, готовых слиться в объятии. Женщина полулежала, опираясь на локоть правой руки, раздвинув согнутые колени. Голова ее была чуть откинута назад, глаза закрыты, длинные волосы почти касались пола. О неодолимой страсти свидетельствовали стоящие торчком груди с острыми сосками, приоткрытые губы, напрягшиеся мышцы ног. Указательный палец ее левой руки касался межножья, словно указывал путь любовнику.

Мужчина стоял на одном колене, опираясь рукой о землю и протянув другую вперед, как будто готовился обнять тело возлюбленной. Он страстно жаждал соития: лицо его выражало восторг и нетерпение, каждая мышца совершенного тела была напряжена, он был готов слиться с возлюбленной, однако на миг замедлил порыв своей страсти… Наверное, чтобы признаться женщине в любви, а может быть, сказать то, что сказал Аргирос Никарете на берегу Скамандра:

– Я отдал бы жизнь, чтобы изваять тебя такой, какой вижу сейчас! Еще изваял бы рядом с тобой себя, готового владеть тобой, а чуть поодаль – Афродиту Пасеасмену, Афродиту Страстную, которая благословляет нашу страсть!

О да, женщина обладала лицом и телом Никареты, ее любовник – это был Аргирос во всей своей молодой мужской мощи, ну и Афродита… Бесподобно прекрасная, светлая, источающая свет куда ярче того, который сочился из созвездий фосфороса, она тоже была здесь: стояла поодаль на постаменте, лукаво глядя на картину страсти, вершившуюся перед ней. Она прикрывала левой рукой свое лоно, а правую изогнула в манящем жесте. Линии ее тела были воистину совершенны!

– Аргирос… – простонала Никарета, переполненная восхищением. – О Аргирос! Эти статуи достойны находиться в храме Афродиты! Я… Я побегу, я позову людей…