Святилище любви

Тот, кто вел детей, шел впереди, и порою несчастные, залитые слезами, детские лица оборачивались к Никарете, словно искали поддержки, и тогда она находила в себе силы слабо улыбнуться, чтобы ободрить их.

Гермафродитосы двигались в обход храма и вскоре оказались рядом с высокой оградой, окружавшей его. В ограде были ворота с привратником, который высунулся на стук с видом грозным и заносчивым, но, увидев гермафродитосов, откровенно испугался – и со всех ног кинулся отворять врата.

Никарета обнаружила, что за воротами находится просторный двор. С одной стороны громоздились храмовые постройки, а с другой поднималась еще одна стена. В ней была калитка, которую отворил на стук Космы еще один привратник, столь же испугавшийся посетителей, как и первый. И снова просторный двор… И вот под невысокой аркой, рядом с маленьким каменным водоемом, в который со звоном сбегали по стене прохладные струи, обнаружилась узкая дверь, ведущая в каморку, освещаемую только тусклой полоской света, проникавшей в щель под самым потолком.

Пол в темнице был усыпан мелкими камушками, которые немедля изранили ступни детей. Плач сделался громче, но гермафродитос снова щелкнул кнутом – и дети покорно затихли.

Никарета решила, что их сейчас оставят в этой темнице и тогда она сможет успокоить девочек, но нет – гермафродитосы провели пленников сквозь узкую щель в стене и, судя по особому холоду и промозглой сырости, которые мгновенно нахлынули на них, они очутились в одной из пещер Акрокоринфа.

Да, здесь было холодно и мрачно, однако тьму рассеивал свет больших факелов, укрепленных в стенах там и сям. Факелы трещали, и эхо отдавалось со всех сторон.

Никарета поняла, что темные пятна в стенах – это другие пещеры, в которых и отдается эхо.

Они прошли насквозь первую пещеру, потом вторую – это был своеобразный подземный коридор, идущий все время вниз и вниз, – а в третьей гермафродитос, который вел детей, остановился, буркнув Косме:

– Смотри не заблудись.

– Я отлично знаю дорогу! – заносчиво отозвался Косма и потащил Никарету за собой.

Увидев, что ее уводят, девочки закричали и заплакали так, что Никарета и сама зашлась рыданиями. Свист плетки так и резал воздух, но плач не утихал еще долго, а Никарета, которая почти бежала вслед за Космой, оглядывалась снова и снова, и хоть она уже не видела детей, а голоса их разрывали ей сердце, она все же продолжала бормотать, сама себя не слыша:

– Бедные, бедные мои… я приду за вами, я вернусь…

Она сама удивилась, когда поняла, что именно бормочет.

Вернется? Но куда? И откуда?

– Куда ты меня ведешь? – крикнула Никарета, не надеясь на ответ, однако, против ее ожидания, Косма обернулся и проговорил, причем более мягко, чем раньше:

– Не бойся меня. Нам ты не нужна.

– А девочки? – спросила она. – Куда повели их?

– Они подождут, пока не явятся другие наши аделадельфис и не выберут себе тех, которые больше по нраву.

– Зачем они вам?

– Гермафродитосы бесплодны, – ответил он. – А рождается нам подобных не столь много. Поэтом мы забираем красивых детей. Мальчиков превращаем в подобных себе, а девочки нужны для наших утех.

– Но они же еще маленькие! – возмущенно крикнула Никарета. – Им самим еще в куклы играть, а не служить игрушками вам – в ваших гнусных забавах!

– Маленькие девочки легче привыкают к новой жизни, чем взрослые женщины, – спокойно сказал Косма. – Кроме того, нам продали их нищие матери, которым было все равно, кто и как станет забавляться с их малышками. И почему это сношение с нами – гнусная забава, а с уродливым существом мужского пола – любовь?

– Потому что любовь угодна Афродите, ее внушает Эрос! – запальчиво возразила Никарета, но Косма только ухмыльнулся:

– Разве ты не знаешь, что именно Эрос пустил стрелу в нимфу Салмокис, чтобы она влюбилась в Гермафродита настолько, чтобы возжелать сделаться с ним единым существом?

И он затянул:

В источнике том обитала Салмокис,
Прелестная нимфа, которую Эрос – его Аполлон наущал! -
Стрелою своею мгновенно пронзил,
Лишь Гермафродит появился…

Никарета застонала от ужаса, услышав эту песню, которая сразу напомнила ей тот страшный день, когда от рук гермафродитосов погиб Аргирос.

– Замолчи, умоляю! – закричала она, однако Косма, прервав песню, вдруг притиснул Никарету к каменной стене, зажал ей рот и прошипел:

– Тише!

Никарета всем телом ощущала пронизывающий холод камня, а грудью – дрожь прильнувшего к ней Космы. И это отнюдь не была дрожь вожделения! Косма трясся от страха, дышал прерывисто, чуть слышано, словно опасался, что самый легкий его вздох может навлечь на него страшную опасность.

Никарета хотела спросить, чего он так испугался, однако Косма, только она шевельнула губами, нажал ладонью еще крепче, и Никарета тоже замерла и начала вслушиваться.