Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский Владыка Иоанн – святитель Русского Зарубежья

Один из первых своих визитов в Нью-Йорке я нанес, конечно, своему крестному отцу. И я ждал, что он заговорит со мной о владыке Иоанне в связи с моим упомянутым выше письмом из Аргентины. Но разговор о владыке начал не он. Супруга его не удержалась и стала буквально поносить владыку, говоря, что, будучи будто бы чуть ли не на службе у большевиков, он, дескать, задался целью расколоть Зарубежную Церковь. Тяжело мне было слышать эти и другие выпады против архипастыря, которого я к тому времени искренне и глубоко почитал.

И вот тогда же она рассказала нам с женой случай из своей личной жизни, который еще больше укрепил нас в нашем почитании владыки.

За несколько лет до нашей встречи у нее тяжело заболела мать. Это было для нее, можно сказать, двойной трагедией: она, во-первых, теряла самого близкого ей человека, а во-вторых, без сомнения, должна была испытывать страх за будущее семьи, ибо весь дом, всё хозяйство лежало на матери, а она была совершенно не приспособлена к жизни – ничем другим, кроме музыки, не занималась.

Видя ее горе, одна добрая знакомая посоветовала ей написать владыке Иоанну в Париж (владыка тогда занимал Западно-Европейскую кафедру) с просьбой помолиться о тяжко болящей матери. Она долго отказывалась, говоря, что владыка их не знает и вряд ли чем-либо сможет помочь. Когда же матери стало совсем плохо, то после настойчивого совета знакомой она решила всё же написать.

«Вскоре получаю от него ответ. И можешь себе представить,– говорит она, обращаясь ко мне,– он спрашивает меня, чем больна моя мать. Вместо того чтобы помолиться о ней, как я его просила, он задает мне такой вопрос!»

И рассказывает дальше, как знакомая ее уговорила ответить владыке и как «скрепя сердце» она сделала это, написав, что врачи установили, что у матери рак. А затем, переходя почти в невменяемое состояние и возмущенно браня владыку, она поведала, что из Парижа пришло письмо, в котором «твой святой» (так вырвалось у нее в мой адрес) написал, что, к сожалению, болезнь матери настолько серьезна, что только ее, дочери, молитва может облегчить ее страдания.

Теперь, когда я вспоминаю об этом разговоре, мне приходят на ум евангельское повествование и следующие слова Спасителя, обращенные к слепым: Веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их (Мф. 9, 28–30).

А вот и послесловие: не прошло и десяти лет со дня нашего разговора, как на эту близкую мне семью обрушились одно за другим целый ряд тяжелых испытаний, причем с трагическим концом: разведенная дочь пристрастилась к наркотикам, и ее сына пришлось воспитывать совершенно не готовой к этому бабушке. Это не могло, конечно, не ускорить сердечную болезнь, а затем и смерть моего крестного отца. Вскоре же умерла дочь, а затем и сама мать, кстати тоже от рака. А мальчик, оставшись без семьи, был взят отцом, в семье которого вырос, не без того, чтобы и самому пройти через испытание, выпавшее на долю его покойной матери,– пристрастие к наркотикам.

Молитвами приснопамятного Шанхайского праведника, владыки Иоанна, Господь да упокоит скончавшихся членов этой несчастной семьи и да помилует единственного оставшегося в живых ее члена!

Санта-Роса, Калифорния

1991 год

Н. Д. Тальберг Русский историк о святителе 588

Господу Богу угодно было закончить земной путь великого праведника, архиепископа Иоанна (Максимовича). В современном мире, окутанном мраком, нам грешным явлен был воистину Христа ради юродивый, оставшийся таковым и в епископском сане. Этот вид подвижничества, столь дорогой старой Руси, далеко не всеми понимается в нынешнее время. По своему образу жизни он в известной мере уподоблялся великому святителю Григорию Богослову, испытавшему гонения от лжебратии, о последних годах жизни которого С.В. Булгаков, историк Церкви, писал: «Продолжая заботиться о делах Церкви и бороться письменно с еретиками, св. Григорий вел строго подвижнический образ жизни: ходил босыми ногами, имел только разодранную одежду, спал на голой земле или на ложе из древесных ветвей под прикрытием рубища и никогда не возжигал огня, чтобы согреть свое тело».