…Дорога шла на восток. Ее серая лента, извиваясь, огибала безлесые сопки, местами пропадая из виду и снова взлетая на пологие склоны. Вдали, где высокие горы загораживают море, в лучах восходящего солнца светилась ее узенькая полоска. Но там, на дальних высотах, она казалась уже не лентой, а тонким розовым шрамом. По дороге навстречу солнцу стремительно двигалась колонна машин с орудиями на прицепе. Горели оранжевым пламенем ветровые стекла, матовые блики скользили по каскам солдат.
За орудиями в золотистой пыли мчались длинные тени. На крутых поворотах они бросались под широкие скаты колес. Пыль окутывала зачехленные тела гаубиц, переваливала через борта машин; солдаты наклоняли головы, задерживали дыхание. Но дорога выравнивалась, машины снова набирали скорость, тени вытягивались, отбрасывались назад клубы пыли, и строгие артиллерийские поезда стремительно неслись в золотом мареве дальше, к солнцу.
Дорога круто свернула влево, врезавшись в каменистый склон рыжей сопки, и Краснов сразу увидел командирский газик.
Лейтенант радостно улыбнулся, но полковник резко взмахнул рукой и что-то сердито крикнул. «В кабину!» — скорее догадался, чем расслышал, Краснов и поспешил выполнить приказание. Настроение сразу упало, будто полковник одним движением руки смахнул всю радость.
Водитель, искоса наблюдавший за расстроенным лицом лейтенанта, проговорил:
— У нас не любят такое.
Он хотел, видимо, добавить что-то еще, но не решился. Краснов промолчал. «У них не любят такое…»
Почему «у них»? Его назначили в полк приказом главкома! Он уже принял взвод, расписался за оружие, имущество — за все. Он командует и отвечает!..
За взвод. Не только за себя… А по тревоге вскочил, как курсант, не сразу нашел свое командирское место. Суетился, размахивал руками, истошно орал: «Становись! Становись!»
Солдаты без него знали, что делать, выстроились без понуканий. Длиннолицый, худощавый, с усиками весело отозвался: «Мы и так стоим, товарищ лейтенант!»
До него не сразу дошла издевка. Второй огневой взвод давно был в парке, а его, первый, все еще топтался-у палаток. Краснов не нашелся, что ответить, смешался, забыл порядок команд, выкрикнул с жалким отчаянием: «Бегом!» И побежал к орудиям…
Теперь в довершение встреча с командиром полка. Вылез, как мальчишка, на подножку… Тот, длиннолицый, с усиками, конечно, видел, острит, потешает сейчас товарищей: «А наш-то взводный — отчаянный юноша!» Или иначе, но не менее насмешливо…
Он терзался, ел себя поедом, пока не прибыли на место. Там уже некогда было ни корить, ни жалеть самого себя. Началась работа.
Краснов еще раз внимательно огляделся, оценивая район огневых позиций.
Впереди, в направлении «противника», долина плавно переходила в возвышенность, за которой скрывалась дорога. По ней только что приехала сюда батарея. С флангов и тыла змеился обрыв, весь заросший кустами орешника и жасмина.
Для стрельбы непрямой наводкой огневая позиция была вполне подходящей. Но в случае непосредственной атаки танков на батарею… Обзор с фронта ограничен донельзя, возможностей для маневра — никаких. «И не выберешься из этой мышеловки».
Он вспомнил вчерашний разговор с командиром батареи. Сухой, подчеркнуто официальный тон:
«Имейте в виду, наверняка будет генерал. Я его знаю. Не избежать вводных. На это он мастер. Такую обстановочку подскажет — держись! Подведете, пеняйте на себя».
— Плохо дело, — подумал вслух лейтенант и оглянулся на командиров орудий.
— Почему? — помедлив, отозвался Окунев. — Окопы только расчистить, и ровики уцелели. А местность знакомая, какой раз тут.
— Точно, — подтвердил Журавлев.
— В другом месте не отрыть, — поспешно добавил Окунев. — Камень сплошной.
— Вот и плохо, — повторил Краснов. — И копать негде, и отходить некуда.
Журавлев задумался. Окунев неопределенно улыбнулся:
— Начальству виднее. Не наше это дело — огневые выбирать.
— Без инициативы приказ по-настоящему не выполнить, — заученно, по-курсантски изрек Краснов.
— Знаем мы эту инициативу, — сказал Окунев и отвернулся.
— Расчищайте старые окопы. Установится связь, доложу командиру батареи, — распорядился наконец лейтенант.
— Это правильно, — повеселел Окунев.
«Нужно было сделать замечание», — подумал лейтенант, молча шагая к машинам.
Под небольшим, похожим на куст деревом солдаты натянули палатку, замаскировали ее ветками и листьями. Краснов с удовольствием улегся на разостланную шинель, заложив за голову руки.
В палатку протянулась рука с алюминиевым котелком, затем показалось длинное лицо с маленькими усиками под тонким с горбинкой носом. «Синюков», — вспомнил фамилию солдата.
— Водички не желаете?
Краснов обеими руками взял запотевший котелок и отпил несколько глотков. Вода была такая студеная, что он даже подул на нее.
— Где брали?
— Воду? — переспросил Синюков, принимая котелок, и сразу оживился. Небольшие черные глаза поблескивали живо и нагловато. — А внизу, под сопкой, родничок там.
— Как же вы спустились по такой круче? — удивился Краснов и потер холодные влажные руки. Но Синюков не успел ответить. — Узнайте: связь с наблюдательным пунктом установлена?