Святое дело

Наметанный глаз сразу увидел припорошенные отпечатки траков и коряво смерзшееся крошево льда. Через свежий снег, как сквозь бинты, проступала йодными потеками дизелька, дизельное масло…

Он бросился назад, к своей машине, за экипажем.

Притащили к озеру противотанковые трофейные мины и подорвали одну на льду.

На темной воде радужно плавала нефтяная пленка.

Вокруг молча стояли люди. Наши.

— Достаньте их… Похороните, — попросил Дивина Слободян и натянул шлем. Надо было догонять свой полк, 13-й гвардейский отдельный тяжелый танковый полк. В списках безвозвратных потерь его уже значилось пятеро — экипаж танка № 33.

Командир дивизии выделил Дивину саперов. Танк нащупали металлическими стержнями на середине озера. Вытащить не удалось, торопились дальше — вперед, на Запад.

Война была такой долгой, горькой и героической, что одному экипажу затеряться в людской памяти было проще простого. Но рассказ о подвиге в крепости не умер. Народная молва превратила быль в легенду, в балладу о пяти неизвестных танкистах.

Великолукский учитель, офицер запаса Петров опять написал в газету, напомнил о святом деле.

Уважаемый тов. Петров!

Мы не забыли про Ваше письмо, в котором Вы пишете о подвиге советских танкистов при освобождении г. Великие Луки. Редакция поручила эту тему ленинградскому писателю. Он собрал необходимый материал, для чего побывал в ряде городов: в Великих Луках, Москве, Гродно и других. На это, естественно, потребовалось время. Предстоит еще работа, новые поиски. И нужны подтверждающие документы. С приветом.

Редактор по военному отделу.

Я знал почти все, но очерк не получился. Я не забросил его, отложил. И надолго. Ушел в плавание, в Австралию. Оттуда мы повезли шерсть в Европу: Голландия, ФРГ…

Когда мы обогнули земной шар и на штурманском столе появился очередной лист карты с надписью: «Северное море. Подходы к Эльбе и Везеру» — я сначала прочел не «подходы», а — «подступы». Мысленно, затем и вслух. Третий помощник поправил: «Не подступы, а — подходы».

Вежливо и назидательно, будто я назвал по́дволок по-сухопутному — потолком.

Мы подходили к Бремерхафену. Показались низкие зеленые берега. Слева поднимались все выше и выше над водой и деревьями стрелы портовых кранов и мачты теплоходов. По правому борту, на полуострове Бутьядинген высилась гигантская труба нового химкомбината; ядовито-белый дым надвое рассекал серое небо.

Совсем рядом торчала скала с железобетонными обломками некогда грозного дота, взорванного в сорок пятом году саперами. Пушки и пулеметы сторожили не только подход к Бремерхафенскому порту, но и вход в реку Везер, ведущую в Бремен. А там, на Везере, в двадцати восьми километрах вниз по течению от города, находилась база для отстоя и ремонта подводных лодок рейха. Мрачное серое сооружение, в которое вплывали субмарины с уже пустыми торпедными аппаратами. Сооружение это, без окон и дверей, с плоским перекрытием толщиною в восемь метров, стоит запущенное, но неприкосновенное до сих пор. Лишь узкая намывная полоска отделяет черный прямоугольный вход от воды.

Бывшую базу подлодок я видел не единожды, но позже, в других рейсах, на других судах. И проехал на машине от Бремерхафена до Бремена по прекрасной автомагистрали, которая может служить взлетно-посадочной полосой для новейших реактивных истребителей и бомбардировщиков. В шестьдесят девятом ее не было, дороги-аэродрома. И контейнерный терминал в Бремерхафене не был еще построен, и новые причалы.

Два буксира бойко протащили «Ватутино» мимо американского танкера, перекачивавшего в береговые емкости горючее, круто развернули нас и подвели к шлюзу — воротам в закрытые внутренние гавани.

Мы ошвартовались в Кайзерхафен III. У противоположной стенки грузилось китайское судно.

Напротив, с палубы транспортного корабля «Робин Гуд» (U. S. naval ship — корабль Военно-морских сил Соединенных Штатов), съезжали на понтонный причал зеленые джипы с белыми армейскими звездами, крытые грузовики, специальные автопогрузчики, седельные тягачи для ракет.

Борт о борт с «Робин Гудом» опорожнял свои трюмы, забитые подобным же грузом, западногерманский военный транспорт «Гендрих Фиссер». Еще шла война на горемычной земле Вьетнама…

К вечеру задождило. В свинцовое небо угрюмо целились баллистические ракеты кирх и чудовищные фаустпатроны водонапорных башен.

Я был впервые здесь, но все казалось ужасающе знакомым. Так же выглядели на подступах прочие германские города, которые мы штурмовали в последний год Великой Отечественной войны…

В увольнение пошли на другой день. В нашу группу входили судовой врач Скачков, электрик Горелов, матрос Яковлев и я.