Святой Георгий и гунны

Сделать из колонии независимое государство способна только внешняя сила. Нельзя говорить о стране в отрыве от политической обстановки, которая ее окружала. Как бы ни настаивали оппоненты, какие бы доводы ни приводили, но не могло быть государства Кавказской Албании раньше рубежа III–IV веков, то есть до свержения царской власти в Парфии и до прихода на Кавказ тюрков.

Так уж распорядилась мировая политика. А у нее свои законы, которые никто не в силах изменить! Независимых Армении или Грузии (Иверии) тоже быть не могло, по тем же самым причинам. Впрочем, их и не было.

Государства никогда не возникали просто так, сами собой, их формировали сильные мира сего в угоду международному территориальному разделению труда. Так было всегда – и тогда, и сейчас. Разделение труда очерчивает круг интересов соседствующих стран, без него невозможны политика, экономика.

Вот в чем смысл создания нового государства: история Среднего Востока повторялась, но уже на Кавказе. А это еще раз косвенно подтверждает координацию Великого переселения народов, руководство им. Собственно, очаги алтайской культуры и были итогом переселения. Самым весомым, самым заметным.

Первого албанского царя звали Вачаган (или хан Вача?). Он из династии царей с алтайской родословной. Аршакид! Ему наследовал царь Урнайр, современник Тиридата и Григория. Он стал главным лицом в политической жизни Кавказа. Алтай сделал его главным!

Масштаб дел Урнайра сравним с деяниями царя Канишки. Албанский царь объявил веру в Бога Небесного религией государства, утвердил Церковь с Патриаршим престолом в Дербенте{245}. Здесь учили новообращенных богослужению и приобщали к тюркской культуре. С его благородных усилий миру явился кавказский Кашмир – еще один «плавильный котел» для культур разных народов.

Главой Албанской церкви стал внук Григория Просветителя, его пятнадцати лет от роду рукоположили в епископы…{246}.

Храм. Реконструкция. Селение Лекит. Кавказская Албания (ныне территория Азербайджана)

Грандиозный замысел по наведению моста между Востоком и Западом вступал в новую фазу.

Зачем пошел епископ Григорис к правителю гуннов? Что хотел от хана?

Эти вопросы много лет не давали мне покоя. Я помнил о рассказе Фавста Бузанда, который писал: «И он пошел. И представился маскутскому царю, повелителю многочисленных войск гуннов, встал перед ними и стал проповедовать христово евангелие, говоря им: познайте Бога!»{247}.

Но слишком многое расходилось здесь с реальной жизнью. Причем неувязки были чисто практического свойства. Например, на каком наречии обратился Григорис к повелителю гуннов? Армянский и тюркский языки абсолютно разные… И проповедь на армянском перед тюрками была бы пустым звуком… Не спасало и присутствие переводчика, ибо, как известно, начало добродетели – язык!

Окрестности дербентской цитадели. Дагестан. Фото Евы Монд. Этот узкий участок, единственный на всем Кавказе сухопутный путь из Азии в степную Европу, называли когда-то Гуннским проходом.

Допустим, Григорис говорил по-тюркски (благодаря деду, который провел четырнадцать лет у гуннов). Но и тогда он не был бы понят войском. При самом благоприятном стечении обстоятельств его речь могли уловить только первые ряды, остальные просто не услышали бы проповедника, человеческий голос слишком слаб для этого. Для «общения» с войском существовали специальные инструменты – трубы и барабаны, с их помощью подавали сигналы-команды.

Выходит, не о проповеди шла речь.

В поисках ответа я выдвигал в своих книгах разные версии. Но главная тайна ускользала из рук. А «подробности», которые предлагали древние летописцы и современные исследователи, противоречили друг другу и лишь запутывали дело{248}.

И вновь не сразу освободился я от плена авторитетных мнений. Внимательно перечитывая первую свою работу, искал уязвимые места в собственных рассуждениях. Где ошибся и в чем?

Ответ, как это часто бывает, прятался на самом виду. Я просто не увидел его в 1997 году, когда работал над первой книгой о святом Георгии.

«Григориса убил персидский правитель, – писал я тогда. – Только его проклинали верующие! “Забвение” этого имени в Европе сути дела не меняло – преступление уже свершилось. Но теперь возникал иной вопрос: почему Фавст Бузанд назвал персидского правителя “повелителем многочисленных войск гуннов”? Что это, неточность перевода? Или ошибка летописца, который сам не участвовал в событиях, а рассказывал о них со слов других?.. Кто ошибся? К сожалению, найти ответ не удалось».